где звонит телефонное облако-сын,
проступая из тьмы меловой,
и в мембране – слова из плетёных корзин,
колыбелька к воде головой,
травяное ку-ку, шаровое ква-ква,
роза, росчерк, режим, –
– не покинь, – говорю, – за-слова,
наделённые детством большим,

с перспективой из самого синего льда,
с голубым пулемётным огнём,
бологое, будёновск, беслан и беда,
бог, который всегда не при нём;
пролетающий:
– облако, рома, аминь, –
жёлтый лес и струящийся мох,
– как горит, – говорит, –
– говорю: – не покинь
пепел, ветер, письмо,

рыжим дымом объятый свой лучший росток,
свой побег молодого огня,
эту тайну, что несколько строк,
что учитель умнее меня;
через веру в пятьсот эскимо вопреки,
в миллион офигительных роз,
проступает осколок из детской руки,
что на небо внезапно пророс

***
А. П.

I.
он стонет: болит херувимская речь,
так страшно, коль в гости незван, –
как роды – не рыпаться с места, стеречь,
заложник, прокрустов диван, –

свидетель, свидетель, голодным стеречь,
стоять у дверного глазка,
пока говорит рассекающий меч
и гения корчит, пока

над гением хищный горит глазомер
с языческим длинным ружьём,
где бог говорит языком ОКР
и опыты ставит на нём;

уйди же, оставь неразъятым его, –
не стоит пророческих слов;
я рядом, но мне не спасти никого,
я зритель, но мне не понять ничего, –
что в планах Твоих, рыболов,

какой шестикрылый в него подселён,
что дальше: прогонит, предаст,
вернёт ли билет хоть один Соломон,
хоть стонущий Экклезиаст?..

II.
он спит, устав, и беспокойный блиц
больных ресниц, их приоткрыто море;
за что Ты с лучшей из своих синиц,
приди, дрожи над лучшей из синиц, –
но сны страшны Твоих лабораторий.

как зверский химик, давший темноречь
пророку – дрожью в каждом разговоре,
сиди над ним – любить, обнять, беречь,
не опытом обжечь, подальше меч, –
но не понять Твоих лабораторий.

вот он проснётся, глядя сквозь меня:
во взгляде окр и взгляд в укоре.
Ты давший боль – так силу дай огня,
Ты дал родство – так обратись в меня
всей тяжестью своих лабораторий.
Но не понять Твоих лабораторий.

III.
речь прорастает: пшено, торжество,
зренье, сверкнул, западня;
больше не нужно и хватит с него,
Господи, хватит с меня,

руки сложи, не пробить облака
всех нереальных август;
крепок засов и усталость легка,
опытов хватит, я пуст.

что бесподобного можно создать
в ломке жутчайшей Твоей?..
надо ли новое что-то создать,
волей меняясь Твоей?..

сто гениальных, пятьсот позади:
кушай, вот Данте, вот Блок,
вынь эту зрячесть ножом из груди,
дай простоты, изнемог.

но извивается мальчик ужом
на сковородке Твоей;
новый свидетель стоит, поражён,
воле покорный Твоей.

речь вызревает: вокруг никого,
гений один – под откосом семья,
лёт головы в бильбоке…
…да будет светлый звонок его,
да будет тёмная речь моя –
в Твоей руке.

***
в болящем горле свет, как новый постоялец:
живи, малину ешь – но в комнате утрат
брат выбирает смерть, ко рту подносит палец,
тихонько сообщить, что будет новый брат:

на ветви юных лет повешенное слово –
и вызволи, возьми, чтоб эхо на весу;
он падает туда, где места нет живого,
где извините-жест, что нет, не донесу;

где в дырках от обид – упал – очнулся – замер;
и вот пошёл-привстал, сидит, малину ест;
а новый, в небесах, с печальными глазами, –
пронзённое эссе из лебединых мест,

и с именем певца про лебедей убитых;
мы были на войне, стеснялись куража,
стелились у костра, и вот – газетный свиток:
на свете никого, лишь небо и душа;

что было леденцом – то лёд невыносимый;
кто облако в глазах – цикадные понты;
хоть с облака махни, раз говорить не в силах,
что лёгок лётный снег, что скоро будем ты

***
Как выстрел неспевшего рта,
как тот аронзоновский рай,
коснулся, легка теснота,
билет, говорит, передай

Творцу этой чёрной горы,
и бьёт перегарищем в нос:
быстрее, я здесь до поры –
в больной перебранке стрекоз,

в трамвайном аду языка,
в депо небольшого ума;
бери, или хочешь тычка,
отдам, говорит, задарма,

держать не могу, просто швах;
отдашь, говорю, не нуди:
в кровавых ташкентских горах
Ты – свет огнемётный в груди,

бессмертья амбре впереди
и раны поющей огонь;
постой, придержи, наследи
подошвами, делом, затронь

хоть душу о ком-то в дыму,
хоть душу в аду ни о ком;
дай руку, прильну, обниму,
отвечу горящим виском

за смерти, что нет, не отвёл,
за стреляной музыки гнёт;
куда ты с подножки, орёл,
бегу, упорхнёт, упорхнёт.

© Aldebaran 2022.

© Борис Кутенков.