Одинокий герой
Ольга Чикина
Стихотворения
Кабы я была царица,
Я была бы без царя.
Не пошла б за Кустурицу, не пошла бы за хмыря.
Не пошла бы за лягушку,
Не пошла бы за козла.
И за вас, товарищ Пушкин,
Я бы тоже не пошла.
Я б страну свою любила!
Я б пеклась о ней весь день.
Я б туда-сюда ходила
И блюла бы всех людей.
Чтобы много не бухали
На заре большого дня.
У меня бы все пахали!
Все б пахали у меня!
Просыпались бы с рассветом –
И скорее на поля.
Будь ты Паша, или Света,
или даже Джамиля,
Будь ты сам товарищ Троцкий
Или чья-нибудь сноха.
Лишь один Иосиф Бродский
У меня бы не пахал.
***
С утра упала штукатурка
В мою удобную кровать.
Соседи сверху – два придурка.
Я ненавижу так вставать.
Но встала. Взвесилась. О боже,
Все те же восемьдесят шесть.
Я ненавижу это тоже.
Сегодня буду мало есть.
Пошла умылась. Наложила
Крем за четыреста рублей.
Пошла немного походила.
Поубиралась на столе.
Пошла сняла излишки крема.
Пошла взглянула на часы.
Пошла обдумала проблемы.
Надела лифчик и трусы.
Надела юбку и беретку,
Блузон, сапожки и пальто.
Нашла ключи. Зашла к соседке.
Пошла к автобусам. Потом
Одна коза на остановке
Сломала лаковый каблук.
Ха-ха! Вот так вот, прошмандовка!
Я ненавижу этих сук.
Открылась в восемь. У окошка
Все те же сучки. И до двух –
Суют, суют свои платежки.
Я ненавижу этих шлюх.
В обед пошла помыла руки.
Поубиралась на столе.
И у начальницы, у суки
Украла семьдесят рублей.
Пошла домой. Купила пончик.
Еще неделя до Страстной.
...
Когда Господь со мной закончит?
Когда закончит Он со мной?
***
Я долбанулась башкой о березу.
КАКАЯ ЖЕ темень...
Я, матерясь, задираю башку. Я затыкаюсь – ух ты:
Под ОГРОМНЫМ КОТОМ прогибается ветка,
И время
Огибает его, тормозит и уходит в кусты.
– Извините, – ему говорю, – мне вот скоро полвека.
Я иду издалёка, но ныне не вижу пути.
У меня за спиной больше нет одного человека.
И теперь я не знаю, куда мне отсюда идти.
И признаться ещё, я не помню, откуда пришла я.
И признаться ещё, хреновато мне ныне – до слёз.
– Шла б ты в жопу, – ответил мне кот, – со своими делами.
Вон туда – на кусты. А оттуда – по полю насквозь.
Ну, пошла я. В хорошей своей белоснежной рубахе.
Заблудилась. Замерзла. Пришла к водоёму. И что?
Разве что полежать у воды, умирая от страха,
Что не будет уже у меня никакого «потом».
Но потом рассвело: в золотом океане горели
Огоньки или рыбки иль, может, какие цветы.
Подо мной напрягалась упругая ветка,
И время
Огибало меня, а потом убегало в кусты.
***
Эх, как придёт ко мне погибель,
Засмеётся, как дитя:
А я-то в розовом прикиде,
А я-то, дура, в бигудях.
Эх, как шепнет она на ушко,
Вся, как облако, бела:
«Что, допрыгалась, подружка?
А я взяла да и пришла».
Эх, как была бы я лисичка,
Я бы бросилась бежать.
А так, простая истеричка,
Буду мертвая лежать.
***
О, не держись, подружка, ни за что.
Нет ничего на свете, кроме Бога.
Но и его, печального, и то,
Покуда не отчаешься, не трогай.
И без того в глубоких облаках
Узрят, как ты шатаешься по скверам,
Скучаешь о далеких берегах,
Целуешься с каким-то пионером.
И я целуюсь с кем-то от тоски,
И в темноте, беззвездной и морозной,
Меня шатают злые сквозняки
По комнатам, как старого матроса.
Не приезжай, сестричка, не держись
За своего товарища и братца.
И у меня теперь такая жизнь,
Где только Бог, и не за что держаться.
И, как цветочек чистый на реке
Во мраке краха, зла и чертовщины.
Вот я качаюсь в пристальном зрачке
Какого-то нетрезвого мужчины,
Следящего за мною из кустов.
Ни благости, ни милости не чаю.
Я ни к какому благу не готов.
А он следит, он молвит: «Как печально,
Когда тебя качает меж осин,
А ты духовный, нежный и невинный,
А ты с утра заходишь в магазин
За водкою, надеждой, анальгином,
А ты потом выходишь из него –
Без анальгина, с водкой и цветами –
В том ничего смешного, ничего», –
Вот так себе он молвит за кустами.
Колю дрова. Любовница в Крыму.
Вчера читал Толстого «Три медведя».
Так хорошо остаться одному.
Не приезжай. С любовью, дядя Федя.
***
Прислонившись к стене областного театра,
Ты знакомишь людей со своей красотой:
Эта нега в спине, этот взгляд психиатра
Говорят нам о том, что ты вновь холостой.
Ты стоишь, как в кино, – на вершине утёса.
Ты для нашей глуши неприятно хорош.
И вокруг всё полно справедливым вопросом:
Что ж ты девушкам жить, паразит, не даёшь?
Верно, знаешь, в горах или где-то в пустыне
Был однажды дурак, не хотел никого.
Всё писал о ветрах, всё стрелял холостыми,
А пропал просто так, не поймёшь, отчего.
Всё достойно дружка. Всё друг к другу стремится:
Магазины, блины, турникеты в метро.
Только вот в облаках одинокая птица,
Только вот у стены одинокий герой.
***
«Смычок – это штука, которой проводят
По струнам как по душе», –
Сказал музыкант Махарадзе Володя
И выпил девятый уже
Стакан. Было видно, он не понимает,
Вино там иль, может быть, кровь.
Но твёрдо сказал он, меня обнимая:
«Смычок – это та же любовь».
И был это город, мне кажется, Тума,
И клуб это с танцами был.
Как мы оказались там, лучше не думать.
Такая загадка судьбы.
И он обнимал не меня, но Петрову,
Отличницу ранней весной.
А я обнимала большую корову
Из сказки английской одной.
И можно однажды исполниться думой
На гребне каких-нибудь скал,
Где станет неважно, Ухта или Тума,
И кто там кого обнимал,
Но если умру я в дыре, где играет
Из музыки только сверчок,
Мне будет приятно сказать, умирая:
«Любовь – это тот же смычок».
***
Барышни пили девичий токай,
В небе играли драконы,
Все, что помечено именем sky,
Слушало запах вина,
Клавины сны обрывала тоска,
Клава плевала с балкона,
Может быть, это вчерашний токай,
Может быть, это весна.
В Клавиной той развесенней стране
Лечат холеру микстурой,
Всё ничего. Но пустая мошна
Точит усталую плоть.
Боже, зачем ты являешь во сне
Странную их субкультуру?
Где веретенце токайского сна
Хочет ее уколоть?
Клавино небо опять моросит,
Глушит шаги Парсифаля,
С неба на жителей этой страны
Пала привычная ночь.
Клава с балкона опять потрусит
В замок святого Грааля,
То ли желая о чем попросить,
То ли желая помочь.
Больше никто не доходит к нему,
Замку без пушек в воротах.
Что же ей бегать от этих ворот?
Что же отсюда спешить?
Клава уже не звонит никому
И не идет на работу.
Может быть, это сомнительный Фройд,
Может, работа души.
Клава ходила над озером, где
Плакала фея Моргана,
Эту дорогу не видел никто,
Скрытую диким плющом.
Клава с утра устремлялась к воде,
Клава хлебала из крана:
«Ах, либидо ты мое, либидо,
Что тебе надо еще?»
Море зеленое спит у весла,
Бегают синие тени.
Море глядело, как в небе висит
Новая дивная ночь.
Старая Англия снова плыла
В Клавины эти виденья,
То ли желая о чем попросить,
То ли желая помочь.
© Aldebaran 2024.
© Ольга Чикина.
Я была бы без царя.
Не пошла б за Кустурицу, не пошла бы за хмыря.
Не пошла бы за лягушку,
Не пошла бы за козла.
И за вас, товарищ Пушкин,
Я бы тоже не пошла.
Я б страну свою любила!
Я б пеклась о ней весь день.
Я б туда-сюда ходила
И блюла бы всех людей.
Чтобы много не бухали
На заре большого дня.
У меня бы все пахали!
Все б пахали у меня!
Просыпались бы с рассветом –
И скорее на поля.
Будь ты Паша, или Света,
или даже Джамиля,
Будь ты сам товарищ Троцкий
Или чья-нибудь сноха.
Лишь один Иосиф Бродский
У меня бы не пахал.
***
С утра упала штукатурка
В мою удобную кровать.
Соседи сверху – два придурка.
Я ненавижу так вставать.
Но встала. Взвесилась. О боже,
Все те же восемьдесят шесть.
Я ненавижу это тоже.
Сегодня буду мало есть.
Пошла умылась. Наложила
Крем за четыреста рублей.
Пошла немного походила.
Поубиралась на столе.
Пошла сняла излишки крема.
Пошла взглянула на часы.
Пошла обдумала проблемы.
Надела лифчик и трусы.
Надела юбку и беретку,
Блузон, сапожки и пальто.
Нашла ключи. Зашла к соседке.
Пошла к автобусам. Потом
Одна коза на остановке
Сломала лаковый каблук.
Ха-ха! Вот так вот, прошмандовка!
Я ненавижу этих сук.
Открылась в восемь. У окошка
Все те же сучки. И до двух –
Суют, суют свои платежки.
Я ненавижу этих шлюх.
В обед пошла помыла руки.
Поубиралась на столе.
И у начальницы, у суки
Украла семьдесят рублей.
Пошла домой. Купила пончик.
Еще неделя до Страстной.
...
Когда Господь со мной закончит?
Когда закончит Он со мной?
***
Я долбанулась башкой о березу.
КАКАЯ ЖЕ темень...
Я, матерясь, задираю башку. Я затыкаюсь – ух ты:
Под ОГРОМНЫМ КОТОМ прогибается ветка,
И время
Огибает его, тормозит и уходит в кусты.
– Извините, – ему говорю, – мне вот скоро полвека.
Я иду издалёка, но ныне не вижу пути.
У меня за спиной больше нет одного человека.
И теперь я не знаю, куда мне отсюда идти.
И признаться ещё, я не помню, откуда пришла я.
И признаться ещё, хреновато мне ныне – до слёз.
– Шла б ты в жопу, – ответил мне кот, – со своими делами.
Вон туда – на кусты. А оттуда – по полю насквозь.
Ну, пошла я. В хорошей своей белоснежной рубахе.
Заблудилась. Замерзла. Пришла к водоёму. И что?
Разве что полежать у воды, умирая от страха,
Что не будет уже у меня никакого «потом».
Но потом рассвело: в золотом океане горели
Огоньки или рыбки иль, может, какие цветы.
Подо мной напрягалась упругая ветка,
И время
Огибало меня, а потом убегало в кусты.
***
Эх, как придёт ко мне погибель,
Засмеётся, как дитя:
А я-то в розовом прикиде,
А я-то, дура, в бигудях.
Эх, как шепнет она на ушко,
Вся, как облако, бела:
«Что, допрыгалась, подружка?
А я взяла да и пришла».
Эх, как была бы я лисичка,
Я бы бросилась бежать.
А так, простая истеричка,
Буду мертвая лежать.
***
О, не держись, подружка, ни за что.
Нет ничего на свете, кроме Бога.
Но и его, печального, и то,
Покуда не отчаешься, не трогай.
И без того в глубоких облаках
Узрят, как ты шатаешься по скверам,
Скучаешь о далеких берегах,
Целуешься с каким-то пионером.
И я целуюсь с кем-то от тоски,
И в темноте, беззвездной и морозной,
Меня шатают злые сквозняки
По комнатам, как старого матроса.
Не приезжай, сестричка, не держись
За своего товарища и братца.
И у меня теперь такая жизнь,
Где только Бог, и не за что держаться.
И, как цветочек чистый на реке
Во мраке краха, зла и чертовщины.
Вот я качаюсь в пристальном зрачке
Какого-то нетрезвого мужчины,
Следящего за мною из кустов.
Ни благости, ни милости не чаю.
Я ни к какому благу не готов.
А он следит, он молвит: «Как печально,
Когда тебя качает меж осин,
А ты духовный, нежный и невинный,
А ты с утра заходишь в магазин
За водкою, надеждой, анальгином,
А ты потом выходишь из него –
Без анальгина, с водкой и цветами –
В том ничего смешного, ничего», –
Вот так себе он молвит за кустами.
Колю дрова. Любовница в Крыму.
Вчера читал Толстого «Три медведя».
Так хорошо остаться одному.
Не приезжай. С любовью, дядя Федя.
***
Прислонившись к стене областного театра,
Ты знакомишь людей со своей красотой:
Эта нега в спине, этот взгляд психиатра
Говорят нам о том, что ты вновь холостой.
Ты стоишь, как в кино, – на вершине утёса.
Ты для нашей глуши неприятно хорош.
И вокруг всё полно справедливым вопросом:
Что ж ты девушкам жить, паразит, не даёшь?
Верно, знаешь, в горах или где-то в пустыне
Был однажды дурак, не хотел никого.
Всё писал о ветрах, всё стрелял холостыми,
А пропал просто так, не поймёшь, отчего.
Всё достойно дружка. Всё друг к другу стремится:
Магазины, блины, турникеты в метро.
Только вот в облаках одинокая птица,
Только вот у стены одинокий герой.
***
«Смычок – это штука, которой проводят
По струнам как по душе», –
Сказал музыкант Махарадзе Володя
И выпил девятый уже
Стакан. Было видно, он не понимает,
Вино там иль, может быть, кровь.
Но твёрдо сказал он, меня обнимая:
«Смычок – это та же любовь».
И был это город, мне кажется, Тума,
И клуб это с танцами был.
Как мы оказались там, лучше не думать.
Такая загадка судьбы.
И он обнимал не меня, но Петрову,
Отличницу ранней весной.
А я обнимала большую корову
Из сказки английской одной.
И можно однажды исполниться думой
На гребне каких-нибудь скал,
Где станет неважно, Ухта или Тума,
И кто там кого обнимал,
Но если умру я в дыре, где играет
Из музыки только сверчок,
Мне будет приятно сказать, умирая:
«Любовь – это тот же смычок».
***
Барышни пили девичий токай,
В небе играли драконы,
Все, что помечено именем sky,
Слушало запах вина,
Клавины сны обрывала тоска,
Клава плевала с балкона,
Может быть, это вчерашний токай,
Может быть, это весна.
В Клавиной той развесенней стране
Лечат холеру микстурой,
Всё ничего. Но пустая мошна
Точит усталую плоть.
Боже, зачем ты являешь во сне
Странную их субкультуру?
Где веретенце токайского сна
Хочет ее уколоть?
Клавино небо опять моросит,
Глушит шаги Парсифаля,
С неба на жителей этой страны
Пала привычная ночь.
Клава с балкона опять потрусит
В замок святого Грааля,
То ли желая о чем попросить,
То ли желая помочь.
Больше никто не доходит к нему,
Замку без пушек в воротах.
Что же ей бегать от этих ворот?
Что же отсюда спешить?
Клава уже не звонит никому
И не идет на работу.
Может быть, это сомнительный Фройд,
Может, работа души.
Клава ходила над озером, где
Плакала фея Моргана,
Эту дорогу не видел никто,
Скрытую диким плющом.
Клава с утра устремлялась к воде,
Клава хлебала из крана:
«Ах, либидо ты мое, либидо,
Что тебе надо еще?»
Море зеленое спит у весла,
Бегают синие тени.
Море глядело, как в небе висит
Новая дивная ночь.
Старая Англия снова плыла
В Клавины эти виденья,
То ли желая о чем попросить,
То ли желая помочь.
© Aldebaran 2024.
© Ольга Чикина.
