***
Ему лишь пять лет, папа на стройке пашет, мама в кино с подружками ушла. Дюша сидит на полу и смотрит телевизор. По новостям сказали:
– Вы все думайте, что умны, но это не так. Вас гипнотизируют цыгане. Вам внушают, что вам нужен секс. Кроме секса нет больше тем для разговора.
После этого он идет в библиотеку и открывает для себя целый мир русской религиозной философии.
В школе Дюша читал Шестова и Флоренского, после этого решил поступать на философа. Поступил и остался доволен своей судьбой. Он бороду себе завел, бродил по улицам, людей в церковь гнал, детей любил, шоколадки давал им. Нашел бабу себе в селе. Пьет у нее водку. Говорит ей умные вещи:
– А вот русский философ всегда с Богом. Он пьет, но о Боге думает!
А она ему блины жарит, вздыхает, сиси трогает свои большие руками. Философ! Молодец! Умница! Ни флагов, ни границ, ни государств.
Нашел себе в Сети барышню из Китая. Та пишет, мол, приезжай. Он ей в ответ – нет денег. Она выслала ему пары тысяч долларов. Он пропил эти деньги и сказал своей тетке из села.
– Клава, знаешь, за мои книги мне выслали деньги. Пару штук долларов. Вот так. Умный я человек. Видишь, как мои книги популярны!
В селе только о Дюше и говорят колхозники. Вот, философ, Русь любит, читает Шестова. Вот это мыслитель. Молодой, а башка варит. Всего Мережковского прочитал!
Это в цирке медведи танцуют, а Дюша, сидя на переднем сидении, хлопает в ладоши, поедает калач, крошки в бороде застряли. Бригадиром хочет стать на стройке, чтобы доказать всем, что и философ может трудиться в поте лица своего, добывая себе хлеб насущный.
На остановке стоят люди, они ждут трамвая, он подошел к ним, стал обнимать их и говорить: «Друзья, в церковь надо ходить, мы же русские». На остановке он ощутил себя не в своей тарелке летающей. Словно бы он космонавт, который приземлился на неизвестную планету. НЛО над домом висит, пора выходить и устраивать с ними контакт. Белый диск огромный такой. Свет от него неимоверный исходит. Дюша Нюшу ищет везде, но Нюши нет. Нюша – это девушка из его снов. Белая такая и гордая орлица. Глаза у нее как две звезды. Волосы что лики луны. Ноги до небес. Руки как лес.

Вот его Нюша стоит у книжного магазина, покупает пару книжек: Джойса и Беккета. Дюша купил в аптеке пару дешевых советских презервативов, чтобы провести с Нюшей ночку. Ее хата пустая, предки свалили за город. Она просто случайная подруга. Он ее первый увидел в магазине книжном и решил познакомиться с нею. Нюша родом из Екатеринослава. Когда-то в этом городе орудовал Махно со своими бандитами. Бантики у нее красные, она в черном платье, молчит, он целует ее в щеку, а она показывает ему на книги, что купила. Пожалуй, стоит взять булок к чаю, ведь вечер будет долгим. Джойса до утра читать надо. Он ее видел во снах. Когда ему было лет пять, он уже знал о ней все. Сбылось. Оправдалось. Да, та самая Нюша из снов, собственной персоной стоит в книжном магазине и смотрит на него своими темно-зелеными глазами.

В храме было пусто, бабушки чистили ковер, мальчики протирали иконы. В саду паслись козы. У колонки женщина читала вслух Псалтырь. У колодца коровы пили воду из ведра. Пашет в поле паренек, а рядом с ним сидит его дедушка и читает Льва Толстого роман один известный. Дюша, стоя у батюшки, пытается высказаться, но не может. И батюшка, поняв прикол парня, спросил:
– Как ты ее встретил?
– В Сети она нашла меня. Выслала свои фотографии, а сиси у нее огромные. Ей было мало лет, но грудь что надо. Я и повелся. Шестов не спас. Бердяев не помог. Флоренский не доглядел меня. А после стал с нею блудить. Вот такой я героя, отец.

– Доброй дороги вам, святой отец! – сказал Дюша деду, что шел в собор, молчаливо осматривая по сторонам парк и кладбище, казалось, что этот дед со времен Гоголя еще бродит по этому городку.
– И тебе, сын мой, долгой и счастливой жизни, – ответил дед в густую бороду.
– Как вам спалось?
– А тебе какое дело?
– А так, интересно стало.
– А не важно спалось. Дома у меня нет. Ночевал в склепе. Как бомж последний. Нет денег, пропил все до копейки. Эх, Русь, в чем она?
– В тебе и во мне.
– Да, мы тут юдоли земной не ищем уже, прошли этот путь, может быть, я сам из могилы встал сегодня. Живой мертвец что ли.
– Зачем вы меня так пугаете. Вы же не Андреев, чтобы о таком говорить.
– А кто знает, что у меня на уме.

– В наших руках пыль веков. Мы идем по стопам дедов, – поет бабушка в саду. Он выкурил косяк и посмотрел на нее. Просто бабушка. Ничья. Еще одна кроха на планете. Поет и думает о своем. Дите еще. Не читала Гамсуна. Не слушала нойз. Не употребляла кислоту.

Батюшка, позвав к себе в каморку Дюшу, вытащил из шкафа пачку сигарет. Выпотрошив табак, он забил марихуаной бумагу, фильтр оторвал и выбросил за окно.
– А Ленин такой молодой.
– Вечно живой.
Дюша читал Шестова. За окном пели дети. Песня про волка и козлят. В саду мужики строили шалаш, чтобы в нем ночевать.
– Слушай, парень, ты молодец, – сказал тихо батюшка, выкурив косяк, – ты даешь джазу, ты парень хоть куда, ты просто мой друг, мой сын, мой отец. Ты понимаешь, тут факт в том, что если я курю травку, то я мыслю, живу. Без нее не могу, понимаешь. Нет сыра в мышеловки, кто меня поддержит. Джа, вроде, дает силу, но и забирает. Ты просто мальчик, который ищет духовный путь. Я тут сам такой же, мне сорок лет, но в душе я подросток. Пью пиво, слушаю рок, молюсь, каюсь, но снова идут торчать к себе в подвал. Там у меня грибы. Торчу уже десять лет подряд. Никто не знает об этом. Ты первый. Твоя девушка просто тебя использовала. Она дала тебе тело, но гирю свою ты тащишь сам по мостовым, ты продался дьяволу, но дал он тебе силу врать, ты просто врешь мне, ты ведь любил ее. Ты просто сам ее использовал. Ради тела всегда ты ее любил. Спал в ее кровати, верил в ее миссию, ты провел три года с нею, но это тебе ничего не дало.
Дюша, взяв в руки банку пива, выпил ее до дна и ответил:
– Кто я такой, чтобы думать о ней? Я не знаю себя даже. Мне пофиг на то, что творится в моей башке. Дам себе обещание: не пить. Не выполню его. Снова набухаюсь, как свинья. Флоренского даже читать не хочется. В институт не хожу. Бросил работу. Как бомж я теперь. Грязный такой и вонючий.

Батюшка ответил ему на это:
– Я сам пил как тварь. Бес попутал. Сам не свой был. Злой как собака. На всех бросал, орал. Бросил школу. Пошел в криминалитет. Но теперь я с Богом. Я уже не тот, я травку курю, чтобы не думать ни о чем. Травка дает силу жить. Бог тоже, но я слаб, чтобы уповать на Господа. Смирения мало во мне. Бешусь еще частенько. Сам часто не моюсь месяцами, просто брожу по селу, ищу себе приключений. Дурманом недавно закинулся, так сладко было. Вот тебе и батюшка. Наркоман. Но слаб я, знаю, Бог простит.
Дюша снял свой рюкзак с плеч, в нем лежали двадцать два тома Льва Толстого. Он сел на печку и стал их читать, но это ему надоело, батюшка стоял у окна и смотрел на то, как девки стирали белье у реки.
– Слушай, а Лев Толстой юродивым стал, – сказал батюшка, забив еще один косяк.
– Он бросил жену, детей, ушел из дому, – ответил Дюша.
– Лето, бананы, улыбки, сладкая жизнь у Льва началась.
– Да, старик стал аскетом, все бросил. Все напасти от него ушли.
– Мы на берегу, мы видим сны, нам машет в них Лев Толстой своим мощным плугом.
– Мы сами себя не видим. Мы много не знаем. Мы просто ищем самих себя в океане нелепости и абсурда.

На трансовой дискотеке лоб ее ему понравился. Он жутко боялся к ней подойти. Да, увидев это, она говорит ему:
– Ты под чем? Ладно, слушай, давай ко мне иди жить, мой папа тебе рад будет. Я Люся, а ты кто?
– Он в церковь ходит? Нет. Значит бес, не буду я к тебе идти. Ну и сам иди вон. Дюша.
Люся говорит ему тогда:
– Слушай, а ты меня точно будешь любить? Мне мало лет. Я глупая еще, зеленая, а ты философ, профессор. Молодец. Умный какой. Господи. Какой ты умный. Ты под кислотой?
– Нет, ни под чем.
– Слушай, мои друзья тут сидят в метро и поют под гитару песню «Sex and Violence», пошли, послушаем.
– Пошли.
– Ты буддист?
– Почти.

Прошло три года.
Он идет к ее дому, она ждет его на крыльце. Он падает на колени перед ней в грязь.
– Вернись, Вера, дай мне тебя обнять.
– Я Люся, а не Вера.
– Да, милая, прости, моя крошка, солнышко мое. Козлом буду, если отпущу тебя в этот раз. Пьян, снова пьян, а все потому что больно мне жить без тебя. Страх сковал мою кровь.
Борода Дюши была вся мокрая от слез. Он, взяв ее в руки, изо всех сил пытается объясниться, а она смотрела на него ошалевшими от тоски глазами.
– Не буду тебе читать Бердяева и Достоевского больше. Все, осознал. Слепым был. Тебя люблю, а не философию. Розанова люблю, а ты лишь так, пустое место. Да, сука ты, ****ь. Твоя ****а мне всю жизнь загубила. Столько времени ушло под откос. ****ец просто, Люся. Близость, что верил в близость душевную, думал, ты в церковь пойдем, а ты плевала на меня. А её, как видно, и не было. У тебя души-то нет. А ведь я отдал тебе всё, всё свое отдал. Душу тебе свою отдал. Ты ведьма. Стерва. На костер! Я ни разу не занимался с девушкой сексом по любви. Всегда их **** просто ради спорта. Но только с тобой трахался по любви. Я думал, что для тебя это что-то значит, но для тебя это, видно, не значит ничего. Мне больно (не только оттого, что приходятся уравнивать тебя со всеми другими девушками, которыми я обладал). Я проебал свою жизнь. Я всё вспоминаю, как гуляли с тобой, ездили куда-нибудь, веселились, щекотал как я тебя, как купались с тобой и бесились, как смотрели фильмы вместе с твоими родителями. Ебались в лифте. Ты набздела там мощно так. Он застрял на всю ночь. Вспоминаю и плачу. Всё то, что я отдал тебе: пошло в ****у. Это и вправду карма. В жизни так, что то, что для одного важно, для других не значит ничего. Не нужно было мне идти к вам, к людям. Лучше бы монахом стал. Я только всё потерял. Ты говоришь про боль, что я тебя обижал, но мне ты причинила боли в сто крат больше, потому что мне её легче было причинить – именно потому, что я и в любви нуждался больше чем ты. Я говно свое по стенкам твоей квартиры размазывал, чтобы доказать свою любовь. Я хотел, чтобы ты была рядом, чтобы мы были вместе, чтобы ты когда-нибудь родила мне детей, чтобы у нас впереди была целая жизнь, радостная и удивительная. Я думал, что ты меня любишь. Я даже твое говно жрал пару раз. А ты предала при первой возможности. Я никогда этого не прощу. Я ненавижу вас всех и проклинаю. Проклинаю вашу нормальность и своё безумие. Вы все продажные твари. Вы систему любите, а я ее отрицаю, мне по *** на нее просто. Вы в церковь даже не ходите. Вы злые, одержимые, демонические. Я тут спасать тебя пытался, но не спас, очень жаль. Мой Бердяев, он меня спасет от вас. Вы мещане, буржуи, вы продались ради пищи Князю.

Прошло три года.
Дюша стоит на обочине дороги, он едет в Чернигов. Там его ждет девушка, что пишет о судьбе всего мира стихи. Он выпил пива в баре, зажег сигарету, смотреть стал на балерину, что танцевала на сцене. Та ему улыбнулась, рот он раскрыл и икнул. Она улыбнулась ему снова и послала воздушный поцелуй. После сошла со сцены и подошла к нему. Он не ожидал такого поворота дел. Она сняла с его спины рюкзак. В нем лежали все тома Достоевского.
– Ты псих! – сказала она ему и ударила его кулаком в лоб.
Дюша решил отдаться ей, пусть делает с ним что хочет. Он упал на пол и сделал вид, что потерял сознание. Она взяла его рюкзак и унесла в подсобку. Там она села на стул, книги бросила на пол и стала смотреть на эту кучу книг. Зашел бармен и поджег эти книги зажигалкой.
– Денис, как думаешь, Ленин будет жить? – спросила Люда.
– Еще бы! Всегда будет жить! – ответил Денис.

Дюша проснулся в баре, он лежал на полу, под столом, в карманах не было даже зажигалки. Все в голове перемешалось. Он не понимал куда он вообще едет. Что он тут делает? Нет ответа. Он смотрит на сырые стены и видит ноги посетителей. В окно заглядывает луна. Все ночные бабочки сидят в баре и пьют коктейли. Молчание в баре. Все хотят остановку сделать. Дюша встал и сел за стол, отбросив на пол чашку с чаем. Все смотрят на него, а он решил высказаться.
– А я тут сам не знаю что делаю. Ехал куда-то. Зачем-то пытался быть собой. Не смог. Просто брожу по свету без цели. Когда-то философию читал в универе, но меня сисястая бабенка соблазнила. Стал тварью, забыл о том, кто такой Бердяев. Пропил свою веру. Ее ****а забрала мою веру. Ничего не хочу уже я от жизни. Умру под забором как пес. Луна меня отпоет.
За окно пролетают черные птицы. Он желает видеть Люсю прямо сейчас, но ее нет. Она ушла навсегда. Снова пьет. Снова думает о ней. Ревет. Все присутствующие молча смотрят на него. Нет друзей, чтобы смогли утешить его. Сладкий сон не утешает. В баре рабочие завода номер триста сорок пять играли в покер. Один из рабочих крикнул:
– Пустота врет!

В порту он свой паспорт потерял. Два орла летели над кораблем, он пил с моряками водку из горла и с разбегу прыгнул с пирса в воду. Чуть не утонул. Матросы спасли его, но, раздев догола, они забыли его одеть в ту же одежду, он голый лежал в ресторане на стульях, а одежду парня украли бомжи, что шли с удочками в город мимо причала. «Долой царя» – крикнул толстый мужик в белом фрак, в нем кипела злость на царя, локоны его белых волос были грязными. Это хозяин ресторана «Виктория». Дюша пришел в себе, ему дали черный плащ, надев плащ на голое тело, он понял, что теперь его взяли в рабство чеченцы. Вокруг стояли мусульмане и нюхали клей. Они плакали и смеялись. В пакетиках был клей, точно такой же приход Дюша ощущал в школе, когда вместо уроков шел к озеру читать Клейста, но перед этим в туалете нюхал клей. Он тоже смеялся и плакал. Русская философия спасал его, а иначе бы он стал наркоманом. Гуру вдруг увидел парня и спросил:
– А чего тебя в ашраме так долго не было?
– Болел же ведь, Петр Николаевич. Болел.

– В порту пьешь?
– Да, а что еще делать?
– Молодец.
– Да я приду к вам в ашрам.
– Приходи.
– Верую, ибо абсурдно.

Русская философия и тяга спасти Россию от капитализма, была сильная в парне. Он оставил наркотики, водку, девушку, но избрал лишь книги Флоренского. Все, теперь он сидит в новом мире, как бы он ощутил, что прошлое ушло: бабы не манят, водка не манит, травка уже не манит, а очень охота Россию с колен поднять. Достоевского вот почитать ему хочется. Зашел в Сеть, сообщение, то Рита пишет из Москвы, приезжай, будем вместе жить. Ты философ, я пою романсы старинные русские, будем парочкой, детей родим. Все мы уже не молоды. Не первой свежести. Нам уже сорок лет. Пора думать о детях. О судьбе России думать будем.

Пашет плугом поле парень, смотрит на небо, кажется, что там Лев Толстой ждет его. Дюша засмотрелся на крестьянок. Белобрысая ничего так. Большая попа у нее, а вот чернявая худая, но с огоньком. Как молоды мы были, как искренне любили. Свой лесок, свою реку, свою думу, свой овраг, свою тень, свой сапог, свою дощечку для выжигания. Плуг тяжеловат. После многих лет пьянства он слабым стал. Физическая работа напрягает. Нет сил жить. Хочется выпить. Водку. Но она ему говорит. Слушай, мой мужчина, не пей, ты же герой. Ты же обещал мне не пить. Рита берет его за руку и ведет к реке. Там они сидят на берегу и смотрят на течение реки до самого утра. Даже костер не зажигают. Купаются дети в белых рубахах в реке. Идет батюшка по берегу и узнает в парне Дюшу.
– Здравствуй, друг, как ты? – спросил он парня.
Дюша встал во весь рост и улыбнулся. Обнял батюшку.
– А маюсь, сам не знаю, чего хочу, – ответил парень.
Рита вдруг фыркнула и ушла в дом собирать вещи. Батюшка спросил у Дюши.
– Кто она? Она плохая, одержимая, не любит тебя, только эго свое тешит все время. Не хочет просветления достичь.
– Никто.
– Совсем?
– Да просто местная баба.
Сидят они в лодке и плывут в сторону острова. На острова рубят дрова монахи.
– Ты там живешь теперь?
– Целый год там живу.
– И как там живется?
– Как и везде. Тружусь в поте лица.
Рита идет в сторону трассу с чемоданом. Там лежат ее стихи, которые она написала мелким почерком на куче маленьких отрывков бумажных. Он ей сломал всю жизнь. Она верила ему, но он обманул его. Он хитер как дьявол. Она думала писать стихи про него, но он обломал ее намерение. Теперь она не верит никому на свете. Даже своей матери и отцу не верит.
– Бабам не верь, – сказал батюшка, – бабы всегда врут. Только верить можно великим писателям. Например, Джойсу.
– Точно! Или же Камю, – прослезился от своего ответа Дюша.
– Ты будешь с нами на острове жить и читать Флобера?
– Буду! За Гюго в метро взорвусь. За Виана гранату кину в детский садик. За Бодлера выпью море пива. За Солженицына брошусь из окна вниз головой. За Пруста повешусь под мостом. За Гюисманса убью любого встречного.
– Откуда в тебе столько злости-то? Не надо быть таким злым.
– Ладно, батя, закрой свой рот.

Прошло сто лет…
Дюша, сняв свои трусы, зашел в ванную, вода горячая, теперь ему легко, за окном проплывают миражи, мама горло ему смазала специальной мазью, чтобы оно не болело. Завтра в школу не пойдет. Не будет уроки делать. Елку папа купил, стоит вон углу, игрушки пока что еще не купил, но скоро купит. Хочет на новый год себе пару книжек. Гоголя и Шестова.

Зовут его друзья во двор кататься на лыжах, но Дюша не пойдет с ними, ведь они курят и матюкаются. У них уже волосы растут между ног, а у него еще ничего такого нет. И девушки ему не снятся. Он не смотрит на них, когда гуляет. В школе все уже влюблены друг в друга. Дюша любит серых голубей. Кормит их каждый день хлебом. На голубятню постоянно после уроков уходит. Сидит там до вечера. Созерцает пыльный пейзаж меж стекол.

На уроках читает Гоголя, Шестова, Мережковского, кажется, что понимает для чего живет. Друзья не понимают его взглядов. Родители не хвалят его, а учителя закрыли глаза, им кажется, что Дюша болен любовью к России. Подружек у него не было никогда. Девочки сторонились его, считали чекнутым. Он, уделивший столько времени русской философии, просто их не замечал. Достоевским болен был так сильно, что в классе восьмом чуть было не бросился с крыши своего дома. Благо, что отец следил за ним. И схватил сына за руку в тот момент, когда тот пытался уже совершить роковой прыжок.

После уроков он ушел домой. Дома папа читал Шиллера, мама ела пельмени и слушала новости. А после, поцеловав сына в лоб, сказала:
– Снова убивают негров в Париже. Кто-то взорвал им квартал. Кто-то взорвал мечеть. Арабы гибнут. Белые плодятся как кролики. Когда же белых станет меньше? Белые уже достали своей тупостью. Загадили всю планету.
Дюша после этих слов гладит белую кошку, что сидит на столе. В его мирных идеях нет войны. Его жизнь есть просто набор идей религиозных. Не убий. Не укради. Читай Флоренского, Бердяева…

Парад идет в его городе, он сидит у окна и сочиняет письма деду, который живет в деревне. Милый, приезжай к нам, у нас тут мясо, молоко, хлеб. Мы тут телевизор смотрит и сидит в Интернете. Я пошел в пятый класс. У меня свой взгляд на мир. Войны не надо. В Бога верить нужно. Дедушка, приезжай. Товарищ Дюша. Парад прошел. Папа и мама пришли с парада и принесли домой курятины и масло сливочное.

Дюша сидит за книгой Шестова и ощущает, что умирает каждый миг. Его это коробит, он ощущает, что Абсолют равнодушен к его страданиям. Книга не помогает. Енот, что пляшет в телевизионном мультике, совсем не смешит. Мама купила ему сегодня эклер и сделала ему какао с молоком. Все равно не помогает. Завтра идти в школу на экзамен сдавать биологию. Он не готов. Не хочет читать учебник. Не может себя заставить. Отец, вернувшись с работу, пытается заняться йогой. Сидит на полу в позе лотоса и молча смотрит на свои руки. Мать шьет себе платье, сидя за швейной машинкой. Дюша ощущает внутри себя одну лишь скорбь. Все умрут, но Абсолют не всех пустит. Слиться с Абсолютом надо, но как? Открыть высшее Я свое, но Шестов об этом не пишет. Эти мысли пришли ему сами в голову после того, как он посмотрел фильм «Весна, лето, осень, зима и снова весна», вот оно, подумал он в тот миг. Дзен и Восток. Они дадут ответ на этот вопрос.

Как-то раз пришел к нему одноклассник и принес пару сигарет, мол, у папы украл, давай курить. Они, усевшись в шкафу, стали курить сигареты, но дымили сильно, кашляли, и мама Дюши устроили скандал. Как могли. Как вам не стыдно. Кто вам дал добро курить? А вы не вырастите, не найдете жен себе, вам никто не даст любви. Вы сгниете заживо. Ведь кто рано курит, тот кашляет и рост у того замедляется. Вы хотите умереть молодыми? Вам еще жить да жить, а вы уже курить начали. Как вы глупы, дети, вы просто олухи царя небесного. Дюша понял, что мать гонит не кисло. Они лишь для пробы покурили, а она им уже судьбу написала и разыграла спектакль, в котором она господь бог и видит все наперед для всех.

Вот на ДПЮ он стоит в шортах и смотрит на небо. Преподователь говорит ему: «Эй, панк, давай направо!». Дюша вместо поворота направо делает резкий поворот налево. Что это? Бунт против системы. Вот что. На физкультуре Дюша стоит в сторонке и смотрит на небо. Никто не знает о чем он думает. Дети его сторонятся. Больной он какой-то. Жизни в нем нет. Сущий мертвец.

Тут вот на уроке математике Дюша в белом халате стоит у доски и решает задачу. Не может решить. Нет правды в ногах, говорит ему учительница. Садись, Андрей, ты простофиля, свою жизнь губишь, будешь дворником. Два. Нет тебе оправдания. В институт не поступишь. В ПТУ пойдешь на строителя, мутант какой-то ты, а не моряк. Живешь в Краснодаре, а такой глупый. Как ты меня достал своей тупостью. Два плюс два – это сколько у нас? Пять. Садись, два, а нет, даже единица.

Отец, сидя в кресле, слушая новости по телевизору, смотрит дневник сына. Снова не справился с волнением. Задачку не решил у доски. Аллах тебя не спасет. Ты в аду гореть будешь за свой нрав. Думаешь, я работаю ради этого? Я работаю, чтобы ты в МГУ поступил! А не в ПТУ. Ты благодаришь меня так? Отец идет к своим штанам, что висят на спинке стула. Берет ремень и бьет им изо всех сил по телевизору. Бляха попадает по экрану и на экране идут мелкие сколы. Мать сидит за компьютером и проверяет почтовый ящик. Ей написали парни из Ялты. Оба одновременно. Братья-близнецы, как оказалось, зовут ее к себе в гости. По пляжам походить туда-сюда, пивка выпить. Мать вообще не обращает внимание на то, что творится в зале. Она думает, как ответить братьям. Ялта манит ее, она там еще не была. Кроме того, их молодые тела. Что она может с ними сделать? Оседлать ли ей тигра или даже двух?

На уроке химии учительница долго ходила по классу в короткой юбке и трясла своими мощными ляжками и мальчики наслаждались видом ее черных трусиков, что просвечивались через белую юбку. Дюша же, забылся в очередном томике Бальзака, теперь ему все равно на то, что творится в классе, да пусть она хоть голая ходит. Не пропустит ни одной строчки Бальзака. А пальцы ее белые от мела, милая она, личико круглое, блондинка, высокая грудь, упругая походка, ей лет двадцать пять будет, совсем еще молодая. Ей еще жить да жить. Девочку, что сидит с ним за одной партой, он вообще не замечает, не общается с нею уже пять лет. Она ему не интересна. Романы Бальзака, Стендаля, Эжена Сю куда интересней каких-то сопливых учениц и учительниц. Химичка подошла к Дюше и вырвала у него из рук книгу. Дюша встал и со злости толкнул ее сильно в грудь. Та, не ожидая такого поворота дел, упала прямо на одноклассника, что сидел на соседнем ряду. Книга упала на пол. Дюша быстро ее поднял, взял портфель и выпрыгнул в окно. Со второго этажа прыгать не страшно. Там кусты растут под окнами. Даже ногу сломать невозможно.

На уроке физкультуры учитель говорил о том, что если американцы будут бросать бомбы на Россию, то надо бежать в подвалы. Вот вам противогазы, вот вам бинты, йод, марля. Никто не умрет. Все будут жить в мире и любви, вот только фашистов добьем, как следует. И вот плакат. На нем нарисован подросток в противогазе и в зеленом шлеме резиновом. Внизу подпись «Гражданская оборона начинается с пеленок. Кто не умеет быстро двигаться, обречен на истребление». Дюша начинает дико смеяться и падет на землю и катается по ней. Физкультурник смотрит на парня и краснеет. Ему кажется, что это он над ним смеется. У учителя прыщик над губой большой выскочил с утра. Он не прижег его спиртом. Он валится сверху на мальчика и начинает его душить. Как бы в шутку, но ученики боятся, кричать, мол, отстань от него, не бей его, не надо. Им жалко Дюшу, кто-то берет камень и бьет изо всех сил физкультурнику сзади по голове. Кровь валит из разбитой головы на землю, физкультурник теряет сознание. Ученики оглядываются друг на друга. Камень летит в кусты. Никто ничего не видел. Физкультурник упал и разбил себе голову. Просто оступился, не справился с волнением.

Дома мама на стол поставила печенье овсяное, сахар, мед, шоколадные батончики, ешь, сынок, расти, набирайся сил, нам не жалко для тебя ничего. Она, глядя на сына, улыбается, а после гладит его по голове. Ешь, давай, ты устал после школы, совсем бледный, обижают тебя, твари, знаю, они злые и грубые животные. Ладно, я пойду, сяду за компьютер, у мамы работа там. Мать сидит в чате и переписывается с новыми парнями. Турок один, из Минска мужчина, из Одессы. Они ей фотографии выслали, описывают свои предпочтения в сексе. Говорят, мол, приедем к тебе или ты приезжай, снимем на пару часов гостиничный номер, покувыркаемся, как следует, а после, если понравится, то еще будем встречаться в таком режиме. Целых три мужика за пару недель! А те братья куда-то уплыли.

После уроков он пошел в бар, чтобы выпить водки. Он прочитал там пару рассказов Золя. К нему подошла барменша и налила ему еще водки за счет заведения. Милый, шутить ты не намерен, мы видим, какой ты одинокий, прими от нас этот стакан, да, за счет заведения. Пьешь и любишь мир, ведь так? Она, стоя на высоких каблуках, улыбалась ему, смотрела куда-то в сторону входной двери. В бар зашла местная нищенка, она подошла к Дюше и попросила десять копеечек. Мальчик дал ей пять гривен. «А в Краснодаре теперь ягоды цветут и персики» – сказала ему нищенка и сухим кашлем одарила пространство. «Я теперь в Евпатории живу, тут иные расклады» – ответил ей зачем-то Дюша. «Мы видим, сокол, видим, что это не Анапа» – ответила она ему и вышла из бара. Барменша снова налила ему водки за счет заведения. «О, парень, так и ты сопьешься быстро, как и я в твои годы» – молвил дед, что сидел у окна. Дюша же уже много недель не видел ничего кроме чужих зубов. Он заглядывал в рот своим собеседникам. Замечал все пломбы, мосты, пустоты, протезы. Зубы же у него пожелтели очень рано от курения. Он иногда хотел иметь себе здоровые зубы, но это лишь мечта. В наготе и одиночестве души он бродил по кабакам после уроков.

Дюша с грустью размышлял об испорченном коренном зубе, который со временем придется вырвать. Он вычислял на бумажке, в каком возрасте останется вообще без зубов. Зубы у него изначально очень плохие. В раннем возрасте начал пломбировать их. Если бы ему только удалось сохранить передние зубы. На импланты денег нет. Даже в улыбке он почти не открывает зубов. Сидел в автобусе, а рядом ехала женщина больная раком.

Он сидел на тринадцатом места, а она на четырнадцатом. Она ему говорит, мол, умру скоро, дети без меня будут жить, а мне их жаль, ужасно, что рак не могут вылечить, а зато атомные бомбы создают без всякой скорби в душе. Дюша сидел перед зеркалом дома и рассматривал свое худое длинное тело, гладкое и белое, если не считать кривых пальцев ног. Тело его было поджарым, слепленное с изящной и мощной симметрией.

Через немощь своей плоти Дюша познал темную сторону бытия. Все тронуто порчей. Смерть всех уравняет. Здоровье мы находим в пристальных взглядах собак и кошек, на гладких румяных щеках глупой крестьянки. Ему нравился ужасный черный оскал Вольтера. Он ощущал ужасную судьбу своей крови, он пойман в ловушку самого себя. Дюша навсегда убежал от добродетельных и приятных на вид в темный край, запретный для стерилизованных. После блуда с проституткой портовой он даже не стал идти к врачу. К черту это мещанское здоровье. Пошло оно все к чертям собачьим. Их внешняя чистота есть показатель внутренней испорченности. Что-то, что блестит, а внутри сухая гниль, смрад.

Окружающая жизнь стала стеснять и раздражать его – ему хотелось бежать от нее. Он был уверен, что в другом месте будет лучше. Колдуны запечатали джинов в бутылки, а бутылки лежат на дне Черного моря. Жизнь убегает от людей, потому что люди мелки. Вот пошел он на панк-концерт, попрыгал в толпе, кончил в туалете, спустил напряжение, ощетинился, словно шакал в кривое зеркало, кривой синий ирокез у него еще стоял. Кругом беснуются животные, он ощущает себя таким же, как и они, но все-таки отдельным существом. Стопку водки в баре выпил, заблудился он в своем мире, теперь ему кажется, что ему надоело греться в своей плоти, его ранило, что все считали его «чудаком». Он бегал по крышам ночами и испускал козлиные крики в лучах красной луны. Он ходил в рванный джинсах, кедах, пиджак уже изношен до дыр. Ему ужасно было ощущать, что он должен все это чинить. Он ненавидел действие. Любил размышлять над своими внутренностями сутками напролет. Он отчаянно боялся толпы.

Он вечно боялся стать предметом смеха. Когда он катался на катке, то упал на лед и сломал три ребра. А перед этим падением кто-то вслух сказал, а чего этот парень тут забыл? Кажется, он совсем на другой планете живет. И все стали смеяться над ним. И тут-то он и упал на лед на полной скорости, не вписавшись в поворот. Ужасно мнительным стал. Страх перед толпой не проходил, ненависть к толпе с каждым днем все усиливалась. Он ощущал, что весь мир в заговоре против него. Он постоянно ощущал близость неведомой опасности. Ученики в школе говорили ему о том, чтобы он чаще менял белье и мылся. Слушая, он изо всех сил терзал себе когтями предплечья рук.

Дюша считал, что он черте что. Взяв книгу Вийона в руки, он сел на переднюю парту на уроке, дабы позлить учителя алгебры. Это был осознанный ход. Учитель, увидев у него постороннюю книгу в руках, вызвал директора. Эй, малыш, иди в другую школу, ты такой нам не нужен. Хватит тут штаны протирать, лодырь. После этого Дюшу перевили в другую школу, но и там он не задержался больше двух недель. Довел он учителя пения тем, что снял штаны и отлил прямо возле рояля, на котором учитель играл какую-то мелодию классическую.
После ночных семяизвержений во сне, он ощущал себя ужасно, хотелось порезать себе горло на части мелкие, а то и мышьяком отравиться, а может и посыпать голову пеплом. Надо начать новую жизнь. Пройтись по лезвию бритвы, смерть ощутить во всей красе, а после пройти уже дальше, родить себя уже без мамки и папки.

В армию пошли все его бывшие одноклассники, мол, США напали на нашу страну. Возьми штык-нож и вперед, бей ублюдков, покажи им свою силу, дай им под зад шрапнелью, засунь им в рот пару гранат, наши деды мочили их в сортирах, чем мы хуже дедов? Дюша забил на свою жизнь уже давно. В военкомат не пошел, вены себе порезал на руках и его забрали в дурдом. Врач говорит ему, постукивая пальцами по столу. Им надо тебя на фронт взять, а ты хочешь служить стране своей? Скажи, что не хочешь. Не хочу. Молодец. Так и надо. Фашисты и коммунисты пидорасы, понял меня, сынок? Я сам сбежал в свое время из дому, чтобы не идти на фронт. Все они чужаки для меня. Я тут читал про тебя кое-что. Вижу. Ты здоров как бык. А вот те, кто пошел на фронт, тяжело больны душой. У них нет духа. Они псы режима. Пидорасы короче, голубизна фиолетовая.

В храме мальчики и девочки поют тихо Харе Кришна. Делов-то и осталось только – пой и танцуй. Кришна любит тебя, не залупайся, не думай, что ты выше Кришны. Игры всегда и повсюду. Дюша стоит на коленях перед статей Кришны. Молится ему, просить мозги вправить себе и выйти сухим из воды. Волны морские ласкают его сознание. Он закрывает глаза и держит в руках свечи горящие. На полу спят ребята, что ощутили близость с Кришной. В одиннадцатом классе делов-то никаких и нет. Просто иди себе на собрание, слушай, читай, молись, постись. Кришна даст силу. Потолок станет мелким и пройдет боль и тревоги, потолок просто пылью станет и ветер унесет пыль на восток. Соль затаилась в центре комнаты. Огромные кучи соли, птица летит серая вдоль линии электропередач, мозоль на ноге заболела, старый гной вышел из раны под челюстью. Гниет что-то под челюстью. В глубине созревает гной. Врачи резали уже раз пять и все равно что-то не так они сделали. И общий наркоз был и местный. Все без толку. Гной давит он рукой и размазывает его по своей шее. Выдавливает гной и идет в ванную вымывать место раны. Гной выходит наружу, Дюша молится Кришне, чтобы тот забрал его на небеса.

Гуру в белом кружевном платье говорит ему: «слушай, брат, ты забей на плоть, век мне воли не видать, если плохое тебе советовать буду. Ты, брат, слушай меня, я сам страдаю, болен я душой не первый век, так что плохого не посоветую, ты мажь свою ранку йодом и зеленкой, поможет, верь мне, как богу». Дюша отрешенно на мосту стоит и смотрит на белые линии волн, птица какая-то клюет рыбака в голову, забирает у него из рук большую рыбину. Власть террора всюду. Слабые умирают, сильные гнетут слабых, все убивают и пожирают друг друга. Все воинственны и лицемерны. Все друг друга ненавидят. Кришна даст любовь, путь к нему тяжелый, но все-таки надежды он твои не убьет, не посмеется над тобой, не станет упрекать тебя и проклинать. Кроме Кришны ничего у меня нет в жизни. Все так надоело до ужаса, даже мак не нужен.

На собрание сегодня говорил о том, что плоть лишь тюрьма духа. Девочки и мальчики медитировали на тему «плоть просто кусок мяса». Все после этого шли на улицу и видели на ней одни лишь трупы. Море трупов. В метро, в беседках, в барах. Все кончено. Боль ушла. Жить без боли тяжело. Боль как-то забавляла даже. Но ее нет. Словно ушла любимая книга от тебя среди ночи, и ты не дочитал ее, не узнал, что герой сделал с собой: убил ли себя, помиловал, гаражный рок может стали играть, да мало ли что может с собой герой сделать!

Вот задачу задали Дюше, мол, иди к народу и кричи ему о том, что он глуп, а после убегай, если жив останешься. Покажи свою недвойственность восприятия. Добейся победы над умом. Эго свое убей. Психику в хлам преврати. Сумей выйти сухим из воды, волосы свои сбрей, брови сбрей, покажи, что ты аскет, подумай сам, ведь ты же уже давно никто, так что не парься, сбрей себе брови, убеди людей в том, что ты реально йог, а не буржуй. Убей в себе нытика, не пищи, не каркай, не думай о себе плохо или хорошо. Гуру, сидя в кресле, учил ребят как жить. Дюша, осознав себя единым с Кришной, вышел на улицу и стал камнями кидать в людей, те побежали за ним и чуть не избили его, благо, что Дюша нашел подвал, в котором спрятался от разгневанной толпы. Только ночью он пришел в ашрам и сказал всем ребятам: тьфу, вот же пидоры, как они достали, шуток совсем не понимают, злые как собаки.

Гроб несут люди, в руках их цветы, люди в черных платьях идут себе за гробом и мурлыкают. Бабы и мужики вилы взяли, и давай бить друг друга. Это просто так народ развлекается, ему скучно без жести жить, вот и мочат друг друга как только могут. На кладбище Дюша пьет водку и озвучивает вслух свой внутренний диалог. Пинцет забыл, теперь не достану занозу из пальца, болит ранка. Черт с ней. Вон плита, там девушка зарыта. Кто-то кончил в ее могилу. То был сторож кладбищенский. Я как-то тут читал Гессе и видел, что сторож вытворял посреди дня. Белые бьют черных и цветных, цветные бьют белых. Сторож гадит в могилу девушки. И черт с ним. Просто сансара. Не скроется от моего взгляда мелочь. Вон идут муж и жена, она просит его купить ей шубу, но тот пропил деньги в баре, не купит ей ничего. Будет матом крыть ее за мещанство. А сам алкаш. Горит вот изба на краю села. Баба пьяная ложкой ест варенье и не замечает пожар в собственной хате. Пить меньше надо. Майя. Вот под дубом священник рубит дрова, а после пойдет в баню с любовницей, будет ее веником хлестать и пить с нею пиво. Житуха. На кладбище тихо, но из-под земли голоса слышны, вот и сказочке окончится вроде бы пора, но нет конца сказочке, как быть? А толку думать, что мир конечен, мир сансары уйдет, Бездна затопит все провода и города. А у меня есть мысль: мы все заложники тела и сансары. Кто не понимает этого, пусть проваливает на ***.

Дюша как-то пришел в школу без портфеля. Где портфель? Спросил учитель. Собака украла. Положила лапу на портфель и говорит, мол, дай сюда, парень, не твоя сумка. Я отдал собаке портфель. А она ушла с моим портфелем. Уроки делал? Нет. Почему? Йогой занимался всю ночь. Ты кретин. Никак нет, товарищ учитель, я всего лишь пилигрим, что идет в неведомое. Ах так! Родителей в школу!

Как-то пришел Дюша в класс голый. Все смеются. А он лежит на полу у доски и созерцает пейзаж звездный. Потолка-то и нет для него. Белые облака ушли в сторону, теперь звездное небо в нем. Дети смеются. Ты псих. Вали отсюда. Ты плохой. Ты не наш. Ты не с нами. Ты гад. Оденься, больной. Тут девочки. Ты их совращаешь. Учитель ударил по столу и сказал. Класс, замри. Вот перед вами болван натуральный. Юродивый. Мать его за ногу так. Родителей в школу! Да живо!

Дюша идет в сторону людей, что стоят под школой. Они курят травку, пьют водку, слушаю панк-рок, из динамиков доносится Sex and Violence. Парни прыгают и смеются. Подпевают. Глухой голос у вокалиста. На фоне трех аккордов все это идет. Мы из девятого класса, мы в школу уже не ходим. Хвастаются они. Нам все это надоело. Мы свободные люди. Не рабы. Пьем вино? Давай. Он пьет с ними вино, а после идет в подвал нюхать клей. После этого сидит на полу и читает Данте. Вроде бы день удался. Завтра снова в таком режиме будет двигаться. К черт уроки, все это без смысла.

Дома мать говорит ему.
– Слушай, ты школу не посещаешь. Плохо. Будем меры принимать. Пороть тебя уже поздно. Ты вчера снова пьяный пришел и завалился спать. Даже не ел гречневой каши с салом. Бесом стал.
Отец тоже тут как тут.
– Ты пьян, свинья, мы тебя кормим, а ты пьешь. Мы тебя в МГУ думали отправить, а ты пропил свой талант. Теперь под забором как пес помрешь. Никто не даст тебе хлеба и руку твою жать никто не будет. В твои-то годы я уже писал стихи, сочинял музыку. Играл на флейте. В походы ходил по горам. В рот не брал спиртного.
Бабушка тоже решила показать себя.
– А я Шиллера читала в твои годы. Гете. Пастернака. А ты пропиваешь свой ум. Негодяй. Недоросль. Фонвизина взял бы и почитал. Себя бы узнал в Митрофанушке.

Под окнами стоят кришнаиты и рассуждают о высших материях. Дюша идет к ним и говорит, что его выгнали за пьянство из дому. Завтра в школу не пойдет. Его и из школы выгнали за прогулы. Вот так. А они ему говорят, давай с нами жить, у нас ашрам, забей на людишек, мы вне мира этого, мы не признаем социум, мы сами живем ради Кришны. Пошли к нам мантры читать. Просад будем кушать, нас будет много, нам будет весело, нам будет ой как хорошо, пошли и не робей, мы тебя не обидим. И вот он в ашраме живет. Мать милицию вызвала. Сына ищет. Он даже не сказал куда пошел ночевать.

Ночью пришлось ему идти в сторону моря, чтобы следы свои замести. Милиция сделала рейд в ашрам, но никто не выдал друга. К утру парень вернулся в ашрам и все были ему рады. В школе такого не было. Вот это новая семья. Не надо бабушек, родителей. Они все чужие ему. Братья и сестры тут сидят с ним, а там звери. В городах одни звери живут.

Да, теперь гуру решил накурить Дюшу, мол, созрел, давай, бери трубку, это гандж, то сила Индии, кормилица наша, травка любимая, кури трубку, докажи, что ты преданный поклонник Кришны. Дунув, он ощутил мощный приход, тело совсем не ощущалось, только музыку флейты слушал, видел пастушек, переспать с ними ему хотелось. И теперь каждый день он курил ганджу, ибо так надо было. После накурки всегда мантры шли на отлично. На ура они шли. А там и просада можно покушать, насладиться прелестью еды.

Накурившись, как следует, Дюша вышел из палатки и пошел в сторону школы. Возле парадной двери он встретил свою подругу, с которой играл когда-то в нарды.
– Ты другой, тебя не узнать. Ты похож на бомже. Глаза навыкате, щеки впалые. Что ты с собой делаешь?
– Вольности хочу. Я чаю волю и обойду все ваши законы.
– Ты просто спятил.
– И пусть.
– В нарды еще играть будем?
– Давай.
– Пошли ко мне.
– Пошли.
Едва зайдя в ее квартиру, он быстро сбросил с себя штаны, снял футболку, трусы и майку. Она же поступила в точности так же, как и он. И вот они голые валяются на коврике в прихожей. Он зашел в нее сзади. Она стонала от удовольствия. Двигала по кругу своим тазом.
– Да, хороша игра в нарды, – радостно говорила она. Но тут звонок в дверь. Оказывается отец ее пришел с работы раньше обычного. А она на верхний замок закрыла дверь, чтобы никто не потревожил их. У отца не было ключа от верхнего замка. Тут, недолго думая, Дюша выбежал на балкон, спрятался там за хламом разным. А она кричала отцу, что дверь заклинило, что она будет вызывать рабочих, которые откроют замок. Отец плюнул на это дело и пошел во двор ждать рабочих. Дюша оделся и вышел как ни в чем ни бывало себе через парадный вход. Ее отец не был с ним знаком. Она же кричала отцу с балкона, что двери сами по себе вдруг открылись. И теперь он может заходить в квартиру.

Молоток взял в руки и стал бить кафельную плитку в ванной комнате, когда был в гостях у Ирки. Ирка была подругой мамы. Она как-то говорит, приходи ко мне домой, попьем вина, джаз послушаем. Он стоит в ее квартире и смотрит на богатые апартаменты. Она ушла в магазин за пивом и вином. Тут видит молоток, что лежит в прихожей. Берет молоток и идет в ванную комнату. Разбил зеркало, разбил унитаз, потом разбил телевизор и модный шкаф. Она пришла домой с пакетом вина и с двумя литрами пива.
– Ой, что ты наделал! – вдруг испугано сказал Ирка. – Муж убьет меня, если узнает. Если увидит этот хаос. Ты что, ненормальный? Зачем ты так себя ведешь? Слушай, но теперь ты просто обязан трахнуть меня, чтобы как-то покрыть этот неприятный казус. Скажу мужу, что бандиты вломились в квартиру, искали доллары и побили все от злости, не найдя денег. Она, сбросив с себя платье на пол, стала снимать лифчик и трусики. После она показала на плетку, что лежала под диваном.
– Возьми и бей меня сильно ею по грудям и по спине. После войдешь в меня спереди. Короче, сам решай после, что будешь со мной делать.
– Давай выпьем для начала, – предложил Дюша.
– Сам пей, я уже пьяна от одного твоего вида.
Дюша выпил пакет вина и два литра пива и ему совсем не хотелось трахать мамину подругу.
– Эй, куда ты? – вдруг спросила Ирка, лежавшая на спине, на диване, увидев, как Дюша уходит.
– Слишком пьян, чтобы трахаться, – ответил ей Дюша и вышел за дверь.

В ашраме новая лекция. Гуру читает ее, закрыв глаза. Суть ее в чем. Мещане должны быть уничтожены. Только йоги имеют право на жизнь. Мы медитируем, чтобы владеть всем миром. Только избранные спасутся. Мещане погибнут от своей тупости. Их ждет ад. Дюша после лекции идет во двор и садится на скамейку. Перед ним бродят его соседи. Туда-сюда. Жены, дети, мужья. Носят пакеты с едой, мебель. И вот он видит, как мужчина толкают женщину, та падает на дорогу и ломает себе руку. То дядя Вася, он когда пьяный, вечно дерется. А упала тетя Галя, продавец в универмаге. Толпа собралась вокруг них и люди пытаются разобраться кто прав, а кто виноват. Все решили, что дядя Вася опасный тип. Его хотели повести в милицию, чтобы там он заплатил штраф. Но тот не захотел идти и стал бить тех, кто стоял возле него. Толпа не утихала и стала напирать на дядю Васю, тогда Дюша взял кусок арматуру у турника и побежал к толпе и стал бить, куда попало людей, что окружили дядю Васю. Через время они оба сбежали за город. Дядя Вася, вытирая платком ссадины на лбу, произнес:
– Спасибо, спас ты меня, Дюша, я уезжаю отсюда. Тут злые все. Жить не могу в этом городе. У меня мать в Москве живет. Поеду к ней.
После этого случая Дюша понял, что ходить во дворе, где он рос когда-то, нет смысла. Обратного пути нет. Он уже понял. То время прошло и его не вернуть. Все уже совсем не то. Когда-то дядя Вася купил ему пива и иногда водкой угощал. То был класс шестой, кажется.

© Aldebaran 2022.
© Джон Сайлент.