Альдебаран журнал о литературе

В труднодоступной зоне бытия

Горнов Григорий

Стихотворения
* * *

Скрытая за портьерой России страна киприд,

Или попросту Новый Иерусалим девяносто первого.

Лес становится круглым и дождь кипит.

Тучи на небе тасуют оттенки белого.



Ветер в спину всё время подталкивает, фоля.

Чёрные птицы летают над светящимися болотами,

Не видя переспелые умбросиеноохровые поля,

Зарастающие разветвлёнными низинными переходами.



И в ткани тумана бесшумно вонзив ксенон,

Вдоль коллонады с обвалишимися капителями

Ржавые фуры, обгоняющие циклон

Скорости не теряют, ведомые прометеями.



В одной из точек на небе открылся свищ,

И из него чёрный поток устремился к ратуши.

А ты, покрываясь майоликой, сладко спишь,

Вращая под веками диафрагмы железных радужек.



* * *

Замко́вая сота вселенной. Приближение октября.

К вечеру уличный гул выравнивает частоту.

Всё чаще попадаются рифмы не похожие на тебя.

Некоторые деревья всё ещё не сбрасывают листву.



Человечество – это бабочки, нечаянно залетевшие под плафон,

И севшие на своих жизней перистые облака.

Остаётся всё меньше пустых пассажирских платформ.

Голову и шею твои облепил хищный моллюск платка.



У меня в рюкзаке красные яблоки и кинза –

Лучшая пища тому, чей мозг превращается в рыбий жир.

В Пятёрочку в посёлке подсобного хозяйства Минзаг

Без пяти одиннадцать вбегает опаздывающий пассажир.



Не смотри на меня, в электричку иди скорей.

Я постараюсь убедить себя в том, что это была не ты.

Ты придёшь домой. Пигмалиону отдашь скарпель.

А утром проснешься и выметешь разноцветные лоскуты.



* * *

Ладьи глухие поперечины.

Прямые линии ладьи.

В мирах, похожих на подсвечники,

Идут осенние дожди.



Свечение геометрических,

Математических фигур

Опережает дидактических

Вибрационность сигнатур.



Слова, входящие из принципа

Стихов – моделей своих лир.

Авангардистика – традиция.

Туман, похожий на эфир.



Любовь большими дирижаблями

Плывёт по небу, а под ним

Мы дышим каменными жабрами,

В тумане яузском стоим.

05.11.20



* * *

Небо мерцает. Гудит маятник планетарный.

Эшелоны ветра неподвижно стоят за летом.

Виброгасители проржавели насквозь, что выдаёт товарный,

Перевозящий тебя под землёй из Алачково в талалихинскую запретку.



Чёрно-белый мир, ускоряясь, стремится в чёрный.

Никому никогда нас теперь не застать за блудом.

Экипаж: машинист, три охранника и учёный.

Тебя везут в лабораторию, где ты обо всём забудешь.



С помощью какой-то дряни тебя ввели в состояние бреда.

Твоё запястье оплетено биомеханическими часами.

Над вершинами леса появляется баллистическая ракета.

Наклоняется, улетает в сторону солнца и исчезает.



Медная стрекоза (камера наблюдения) взлетает с качающегося кипрея,

Улетает на подзарядку, другая садится на её место.

Поезд уходит по стрелке на редко используемое ответвленье.

По направлению десять (по часовой) градусов от норд-веста.



* * *

«Ты к юноше нисходишь с высоты

Селеною, закутанной в гиматий»

М. Волошин



Мир на излёте, в небытиё уносимый блудом.

По неделям ничего во рту, кроме бычка и пива.

Силовое поле, стоящее над северным Долгопрудным,

Начинает перемещаться в сторону Павельцевского залива.



В лещиновых зарослях – ржавые расцепленные вагоны.

Насыпь вся в пижме, мать-и-мачехе и кипрее.

Пахнет прополисом. Гудят в облаках валторны.

По земле бегут тени происходящего в эмпирее.



Но серебряная цепочка потрескивает на шее,

А слюна во рту становится слаще халвы Шираза,

Когда ты появляешься из вертикальной поющей щели,

Несколько дней назад возникшей над нефтебазой.



Разворачиваешься из кокона и обнажаешь лоно,

Теряешь прозрачность, нисходишь по экспоненте...

И подъездным путём, ведущим на станцию Лобня,

Уходит ЧМЭ3 с двенадцатью пустыми цистернами Газпромнефти.



Рождественский романс

Задевают друг друга шеренгой идущие дни.

Мы сидим супротив нелюбви.

Мы остались одни,

Где любая из стен к параллельной стене под углом,

Мы сидим супротив нелюбви под дворянским гербом.



Это спальный район за кремлёвской высокой стеной.

С тенью мирится свет, расплетённый Небесной Женой,

Говорим в тишине. Электронами топится печь.

Рысь явилась из тьмы, потому что услышала речь.



В темноте, тишине привечерней с тобою сидим.

На полу спит паркет, на карнизах висит креп-сатин:

Полнолуние прячется в бронзовой устрице штор.

Появляется рысь и выходит опять в коридор.



Мы сидим супротив нелюбви за высокой стеной,

Застучит молоточками общий каркас костяной,

Едва время оставив идти, поцелуешь меня,

И заметишь вокруг появление нового дня.

07.01.2020



* * *

Луна ложится на треножник

Над перегонами метро.

И всё становится тревожно,

Полуживо, полумертво.



И ты в рубашке полосатой

Летаешь от стены к стене

И не снижаешься глиссадой,

Закрыв глаза на тело мне.



Дожди блуждают по району,

Заходят в дальние дворы.

И лунный свет по небосклону

Бежит просёлками коры.



* * *

В труднодоступной зоне бытия,

Где время над лежащим циферблатом

Скрутилось в вихрь, похожий на тебя,



Стоит река и озеро течёт.

И солнце нелинейным автоматом

Вслепую микроволнами печёт.



А над землёю, метрах в пятиста,

Воздушный вихрь, вихрь нижний повторяя,

По кругу носит угли из костра,



Парящую цистерну накаляя.



* * *

Плыву по телу твоему

Как будто по реке подземной,

Не нужный больше никому.



То дерявянный крест на дне

Мне чудится, то винограда

Лоза ползущая ко мне.



Мне слышится то плач, то вой

От водостойкого бетона.

Горит соцветие пиона

Заместо звёзд над головой



Цветок, лишающий ума,

Чьи корни вдеты в бесконечность.

И опоясывает плечи

И за ноги хватает – тьма.



Солнечногорск

Ранее неизвестные мне транспортные системы,

По трём направлениям пересекают город.

На ещё действующей Ленинградке пустые гремят цистерны.

Я вспоминаю о прошлой ночи. Немеет горло.



От тумана кажется, что звёзды передают сообщение на морзянке.

Мимо меня проносится нечто, перевозящее гадолиний.

В курилке толпятся вахтовики-марсиане.

Тройное солнце медленно поднимается над долиной.



В стильно скроенных одеяниях из нейлона,

О внешнем виде которых, когда писателем станете, напишите,

Население, забывшее о существовании Вавилона.

Постепенно выходит из цилиндрических общежитий,



Не замечая меня, идущего по направленью к югу.

Вдоль заросшего, заброшенного тысячу лет назад Екатерининского канала.

Где гигантские муравьи бруснику едят и клюкву.

И один из них, увидев меня, превращается в сгусток пара.

© Aldebaran 2021.

© Григорий Горнов.