Страшна и беспросветна была бы ночь, коли не существовало на небосклоне луны и свиты её звёздной. Даже в те редкие дни, что не видна она в высях, всякому известно, что никуда она не делась, а лишь временно укрылась, по нуждам важным. Потому не властна ночь кромешной чернотой, ведь ежели и прячется светило, оставляет она подлунный мир на попечение звёздам.

Жители Луноградья лучше всех со своей покровительницей знакомы, и более всех ей благодарны. Знают они, как она заботлива и добра, и всегда рады светом её ласкаться. Участлива луна ко всему миру поднебесному, кто бы или что бы, не встречалось её взору. Не только к людям она призорчива, но и о домах не забывает, о деревьях помнит, с облаками дружит… До самой земли тянется, чтоб напиталась и та её трепетной негой. Само собой, и могильную землю она насыщает, и каждого кто в ней ютится, замечает – будь то жучок или человек покойный.

Но не только светило ночное о мёртвых заботится, есть на кладбище луноградском у них ещё одна опекунша – Коськой её называют, а частенько попросту могильщицей. Сколько лет ей от роду, одна луна знает, с виду коли говорить, то, наверно, с десяточек. Ходит она всегда в одном и том же платьице белом, землицей уж по краям попачканном, башмачков не носит, и косы на голове своей ничем не покрывает. Кос этих и не сосчитаешь! Вьются они волосяными змеями, большими и малыми, в цвете прихотливо меняясь – от чёрного с белым, до огненно рыжего.

Когда и как родилась она, никто не знает. Повстречалась она, однажды, полдесятка лет тому назад, кому-то на кладбище, уже будучи девчушкой пятилетней. С тех пор и жила Коська среди могил, с ранних лет о покойниках заботясь – в землицу их провожала, добрым словом напутствовала и утешала. Но сироткой пробыла она недолго, звездочёт местный, Никодий, вызвался быть ей приёмным дедушкой. Однако ж, внучка названная, всё равно больше времени в могильных землях проводила, влекло её туда и днём, и ночью! В доме же дедовском, скучно ей будто бы было, одиноко… Хотя Никодия она любила и тот её заботой не обделял, берёг словно звезду дражайшую. Ботиночки ей раздобыл, платьица новые, чистенькие, кроватку смастерил сам. Но внучка, ценя его старания, от обуви косой отмахнулась, одёжку так и не меняла, а дома ночевала лишь изредка, скорее чтоб деду отраду доставить. Пусть и был у них дом родной, но оба они в другие места стремились, другого общества искали… Никодия звёзды манили, выси их. Коську же к низинам земли тянуло, к усопшим людям и нелюдям.

Однажды, шла Коська из дому к могильникам, в свете луны попрыгивая. Лунный свет, по слухам, ей платьице очищал и по размеру тканью растил, иначе износилось бы оно давно, потрепалось, да и впору бы быть перестало. Как девчушка дружбой его заручилась, этого уж никто не ведал, разве что она сама, да косы её пронырливые.

Вдруг, у самой оградки кладбищенской, блеснуло на земле вспышкой какое-то стёклышко, Коська аж запнулась… Присмотрелась девочка к земле под ногами, и заприметила блеск чуть заметный, слабый, будто последние вздохи живого. Не сразу ей удалось источник сияния найти, слишком уж мал он оказался, размером с зернышко. Да и выглядел, как оказалось, подобным семечку из стекла. Ещё мерцала эта крупинка, вспыхивала вымученным блеском… Кому такое диво показать, чтоб разобраться? Разве что деду Никодию, он ведь человек учёный!

Развернулась Коська и бегом домой направилась, косы по ветру развевая. Болезненной, угасающей показалось ей стеклянная песчинка, но пока ещё живой, а значит дедушке более понятной! Оттого и торопилась она, как могла!

Дом звездочёта на сваях высоких стоял, чтобы к небу ночному быть ближе. Не теряя времени, внучка по лесенке веревочной к нему взобралась. Жилище Никодия, как человека на весь свод небесный смотрящего, имело большое окно в каждой стене, а в остальном было довольно скромным. В сей момент, дедушка у одного из оконец сидел, и нахмурено в высоты подлунные всматривался…

Коська к нему одним прыжком подскочила, изрядно запыхавшись, и изнурённо дыша, ладонь протянула с крупинкой гаснущей. Звездочёт из рук внучки ту частичку принял, вгляделся в неё ещё более хмурясь… С минуту в ней трепетала искорка жизни, а потом, блеснув последний раз, окончательно затухла. Тут-то всполошился Никодий, в бороду себе ожесточённо рукой вцепился, но горестно выдохнув, сразу успокоился, уткнувшись в пол понурым взглядом.

-Отчего ты сокрушился так, дедушка? – встревожилась Коська.

-Как же не отчаяться, когда на твоих глазах звезда умирает, - повёл родитель печальную речь, - ты звезду погибающую подобрала, может быть, кем-то раненую. И я ведь давно наблюдаю, что недостает кого-то в свите лунной! Хоть они и не выходят, обыкновенно, всем числом, но всё же неспокойно было у меня на сердце… Звёзды точно сами дивились, и искали пропавшего среди своих – так мне блеск их говорил, и созвездия их ущерблённые. Вот значит, что с пропащей сталось, упала наземь и разбились, бедняжка… - Никодий протянул внучке остывшую звезду, - теперь она на твоём попечение, упокой её, внученька.

-А как звёзды хоронят? – озадачилась Коська, принимая почившую, - Какую могилку ей надобно сготовить?

-Не знаю того, прости, - вздохнул печально звездочёт, - я раньше только с живыми звёздами дело имел, и только о живых слыхивал. Однако, поговаривают, что был в Луноградье мудрейший мудрец. Думаю, он о сём знать может. Правда, он окончил жизнь сколько-то веков тому назад, и теперь покоится в могильных землях, в бревёнчатом домике без окон. Знаешь ведь такое захоронение? Попробуй у него спросить, ты хорошо с мертвецами ладишь.

Кивнула внучка совету, запрятала умершую себе в косы, и отправилась на кладбище. В раздумьях противоречивых, не заметила, как и пришла.

Тишь царила среди могил… Немногие ощущали в этом безмолвие тучу высказанных и невысказанных слов, и целую палитру пережитого и переживаемого. Не были обитатели могильных земель глухи к тем, кто их навещал, много при них имелось не рассказанного, того, чем с живыми хотелось поделиться. Лишь некоторые их выслушать умели - кто истово того желал, или кому сама луна сочла необходимым слух особый даровать.

Чуткостью Коська обладала к волнениям мертвецов, отзывчиво было её бьющееся сердце ко всем сердцам примолкшим. Но в звезде она сердца не находила, оттого и понять её не могла, сколько не силилась. Где бы та покой обрести хотела? Как бы ни добра была землица ко всем гостям, самой почившей в её объятьях может статься тесно…

Делать нечего, придётся покойного мудреца тревожить, пусть он уже и много веков как в избе без окон схоронен. Хоть и не было в погребальном домишке даже форточки, но века древесину уж изрядно исковыряли, мелкими щелями всю покрыли. Сквозь те щелки видно было, что внутри избы свет ютится, будто от свечи, и не гаснет ни днём, ни ночью.

Взяв светильник, постучалась Коська в дверь древесного склепа, и тут же замерцали просветы домика, послышались изнутри ругательства и шум, словно на пол что-то уронили. И минуты не прошло, как угас весь свет в избе и полная тишина в нёй наступила. Пожав плечами, толкнула могильщица дверь и оказалась в покоях мертвеца… Всё здесь выглядело для уюта обустроенным, и книжный шкаф, и лежанка имелась, стул, стол, свеча, бумаги... Дымился свечной фитилёк у воскового светоча, а на стуле хоронился мудрец покойный – седыми волосами он был столь обильно покрыт, что седина эта ему за место одежды приходилась. Коська даже веки, издревле прикрытые, с трудом обнаружила во власах убелённых…

-Здравствуйте, - со всем почтение обратилась девочка.

Усопший её ответом не удостоил, лишь ещё глубже в белые космы зарылся. Для мудрого мертвеца, очевидно, в сединах и покое здравие как раз и хоронилось.

Ничего не осталось Коське, как плечами пожать, выйти, и дверь за собой прикрыть. Вековой покойник, кстати, не единственный был, кто выше тверди земной погребением окопался. Много на кладбище виднелось домов, землянок, даже пара башенок и целых особняков… Но облик захоронения скорее говорил о характере мёртвого и его отношениях с землёй, чем о так нужной сейчас учёности. Озадачилась могильщица, опала косами…

-Чего призадумалась, Коська? – гаркнул одноглазый ворон, на оградке рассевшийся.

Птица эта, на всё Луноградье прослыла озорной врединой. Что ни день, пернатый пакости мелкие вытворял себе на потеху – в кого помётом кинет, у кого безделушку умыкнёт, на кого и просто руганью накаркает. Однако ж, в могильных землях он всегда смирно себя вёл, с Коськой был приветлив, покойников шалостями особо не тревожил… Среди живых-то безобразничать всяко веселее, а к местным и почтение изобразить можно. К тому же, не одни только люди тут долгим сном покоились, но и его род, птичий, в землице лежал.

-Да вот, хотела спросить совета мудреца почившего, но он из седины своей околелой, так и не вылез… Вековой дрёмы не прервал, так и живёт мертвецом. А мне очень его помощь надобна! – поделилась девочка.

-Эх ты, могильная коса, - хохотнул ворон, - слишком уж ты бережлива и вежлива со всеми мертвяками! У них же, как у живых, у всех свои характеры, и не все, потому, твою любезность ценят. Наверняка, постучалась к нему, да? Вот он и мёртвым быть поторопился, чтоб на твои вопросы не отвечать. Мудрецы они такие вот… Сварливые! Хоть при жизни, хоть после оной. Смотри-ка, у него свет зажёгся! Ступай к нему! По двери не стукай, а входи дерзко и уверенно, но при нём скажись кроткой глупышкой. Учёный люд любит вес ума своего показать, даже уже и жизнь окончив…

Так и поступила Коська, как одноглазый присоветовал. Отворила резко дверь, и ворвалась внутрь, вопреки собственной вежливости. Мудрец от такой наглости аж со стула упал, бумаги по полу разметав. Благо, горящую свечу не опрокинул, лишь немного седых волос об неё задымил.

С пола, мертвец, не спешил вставать, постарался в космах своих укрыться, чтоб и кончика носа не торчало, но, видимо, понял, что не слишком-то это мудрено… И потому вскочил, ощетинился сединой, как ёж иглами, и возопил, - Что же это такое! И на том свете покою не дают! Я может за тем и в мертвецы подался, чтоб мою вековую мудрость никто не трогал и спокойствия не растрясал! И вот, на тебе! Врывается, невежда, со сворой косиц невежественных! Даже постучаться не удосужилась, хоть бы из уважения к серебру власов моих, бездыханных!

Опустила девочка голову покаянно, повисли косы её всем видом виноватые, - простите меня, глупую.

Буркнул мертвец ещё что-то сердитое пару раз, но, заслышав извинения, смягчился, - вижу среди подружек твоих одну цвета серебра любомудрого, и потому прощаю. Зачем же вы загробие моё потревожили, непоседы?

Смиренно потупив взор, Коська рассказала как нашла звезду гаснущую, как та свет последний испустила, и как она теперь озадачена, не зная, где несчастную схоронить. Мудрец слушал внимательно, любопытством повлечённый, даже чуть лицом из вихров седых выступил. Узнав всю историю девочки и её вопрос, вытянул покойник бледную руку наружу, испросив звёзду затухшую. Заполучив же в ладонь блёклое зернышко, забрал его под свой волосяной покров, и с десяток минут там разглядывал и размышлял.

-Сколько веков жил, сколько веков умершим был, а такое вижу впервые, - заявил усопший старец, возвращаю крупинку, - даже и в книгах не припомню, чтоб упавшие звёзды поминались. Но здравое размышление подсказывает мне, что раз живые по земле ходят и над землёй летают, а потом уже в неё или на неё ложатся… То и звёздам для упокоения близкая потребна почва - облака, ночное небо… Где-то в лунной вотчине им место, проще говоря…

-Моя лопата, туда её не добросит, - загрустила девочка.

-Не перебивай, глупая! Ещё у меня мысль назрела, что бедняжка сиятельная, не сама упала, сбить её кто мог. И если выяснить, кто же на такое способен, у него и разузнать можно как её в выси родные возвратить. По сему поводу, могу намекнуть тебе подозреваемого… Есть тут рядом с моей избушкой, землянка покойницкая, стрелец из княжьей охраны там схоронен. Беспокойный он! Когда никто из живых по могильным землям не шатается, бывает, вылезает, и по небу ночному из ружья палит… Не всегда, но часто. Я о том осведомлён, потому как он на крышу ко мне некогда взобраться пытался, вообразил, чудак, что с высоты проще попасть будет, куда он там метит! Ну, я тогда книгой потяжелее в потолок зашвырнул, он намёк мой сразу понял, и убрался к своему могильнику. За ним последи… Других советов, у меня для тебя нет. Разве что стучаться не забывай! Мы, мёртвые, учтивости от живых ожидаем.

Поклонилась Коська учёному кадавру, всеми косами благодарность выражая, и покинула схрон мудрости его вековой.

-Ну чего, прав я был? Ко всякому покойничку свой подход нужен! – каркнул одноглазый ворон, всё ещё на заборе сиживая.

-У меня к тебе просьба, воронок, - обратилась девочка, - не мог бы ты звёздочку умершую к небесам ночным вознести, и в каком-нибудь облачке могилку ей прикопать.

Одноглазый на одно крыло себе глянул, под другое сунулся, и ответил, - куда уж мне! Даже если всю мелочевку ворованную из под крыл ссыплю, не достанет сил мне на такие высоты подняться…

Вздохнула Коська и призадумалась. Ворон тоже помолчал, но недолго… Охоч он больно был до сплетен и слушков, а на кладбище их, разве что, могильщице расскажешь. Про время пернатый что-то там лопотал, про крыс и грозных исполинов… Девчонка его в пол уха слушала, по мыслям своим блуждая. Наконец, улетел одноглазый, ближе к рассвету.

Коська, тем часом, на небо смотрела, на полумесяц яркий. Смахивал он образностью, на крюк серебряный, и, наверно, на нём весь небосклон звёздный держался… Покуда луна не выглянет, и свод ночи не обнимет.

В таких думах, девочка домой пошла, потухшую крупицу снова в косы запрятав. Замыслила она подремать днём, а ночью стрельца беспокойного отыскать да расспросить, чего это он там тайком вытворяет…

Дедушка Никодий, как оказалось, о сне и не думал! Бумаги перебирал, с зарисовками созвездий сверялся, раздумывал и грустил. Коська с ним новостями не поделилась, потому как, мало поняла пока, а звездочёта недомолвки бы лишь растревожили. Уложила девочка голову с косами на подушку, прикрыла веки и только к вечеру вновь их приподняла. Никодий, обессилив, так за столом, среди столпов бумаги и уснул… Погладила его внучка по затылку, и отправилась в кладбищенские земли, правду разыскивать.

Едва стемнело, как она уже в тенях, среди могильников скрылась. Понадеялась, что повезёт ей стрельца застать, и, в чём бы то ни было, разоблачить. Прождала она час, дыхание затаив, прождала ещё один… Тогда только вылез из покойницкой землянки стрелец – цветом кожи хладный, камзолом серый, шапка на голове набекрень, а усы, второй бороде подобно, на подбородок в унынии спадали… Вытащил мертвец ружьё из-за спины и прицелился в небеса, почти навскидку… Выскочила тут Коська из укрытия и рыжей косой его по пальцам обожгла, а чёрной косицей шапку наземь сбила!

-Эгей! Чего творишь, деваха! Не узнала что ли? – возмутился стрелец, убирая ружьё и поднимая с земли убор главной.

Пригляделась к лицу почившего девочка, и, даже в сумраке полумесяца, узнала в нём Ивана. Знакомы они никогда не были, вспомнить его она тоже не могла, а узнавался он, единственно потому, что Ивана невозможно было не знать.

-Ага! Узнала! Все-то меня знают, да мало кто помнит! – скорбно запричитал стрелец.

-Зачем ты по небу ночному стреляешь, Иван? В звёзды метишь?

-Что мне звёзды, не про них тут распря! Если бы ты не просто меня знала, но и о жизни моей осведомлена была, то не вопрошала бы беспутно, - всё ещё сетовал служилый, - Имя-то я, наверно, своё прославил, однако, собственную славу всю растерял… Ну, слушай! Проста история моей жизни. Был я лучшим стрелком при княжне нашей, пылинку прострелить мог, даже глаза закрыв. Лишь раз при жизни промахнулся, на грандиозных состязаниях меж городами! А всё потому, что не было луны на ночном небе, замещал её полумесяц коварный. Поскупился он света наземь спустить поболее, вот и вышла у меня промашка. Со стыда такого я в могильник и слёг, только вражды своей с полумесяцем, и там не позабыл! Будь я хоть живым, хоть мёртвым, но скрягу этого к ответу призову!

-Но разве полумесяц не луны обличье? Или хотя бы родня ей…

-Нет, нет, нет, - замахал Иван руками, - луна мне матушка, а вот полумесяц, что отчим чужой и злостный! У него и наружность-то, как улыбка ехидная! Не верю я ему, и хорошего от него ничего не жду.

-Значит, вы по полумесяцу стреляете? Его задеть силитесь?

-Ну да… Но в том и сложность вся, что как на небосклоне полумесяц мерцает, дрожат у меня руки и меткость вся из глаза выветривается… Никак мне его ни ущипнуть, ни шлепка отвесить… Вот он в улыбку и растягивается, злорадствует!

Стрелец примолк, надел вкривь шапку, вздохнул, и вытащил ружьё, - стреляй не стреляй, всё равно выйдет мимо… Тебя, кстати, как звать, девочка? Ты же не Иван, чтобы все тебя знали.

-Коська, - задумчиво ответствовала могильщица. Её нежданно мысль навестила чудная, - Иван, а может быть вы, при помощи оружия своего, могли бы покойную звезду на небе захоронить? В облачке или в широте ночной? Забросить её туда, а там уж, вдруг, она сама приют себе отыщет?

-Не, - отмахнулся мертвец, - говорю же, при полумесяце, я и пальцем в курок-то не всегда попадаю…

-Но почему бы не попробовать, - уговаривала Коська, - на земле, бедняжка, уж точно покоя не найдёт…

Битый час девочка с Иваном говорила, и всё ж таки его разжалобила, - ладно, давай сюда своё омертвелое зернышко, смешаю с порохом, и в небо отправлю!

Взял стрелец крупинку, поковырялся немного с ружьём, забросил её в дуло, прицелился в выси, и пальнул отчаянно к вершинам ночи.

-Промашка! – каркнул одноглазый ворон. Незаметно для всех, он уже рядом объявился, по крыше могильника мудреца расхаживал.

-Хватит шаркать по потолку, гадкая птица! – раздался окрик из глубины избушки.

Пернатый хохотнул и улетел в ночные дали, но вскоре вернулся. На косы девочке приземлился, и звезду погасшую ей в ладони возвратил, - на вот, мой зоркий глаз, за всем её полётом уследил, и падение приметил тоже.

-Говорил тебе, - вздохнул Иван, понуро опустив голову.

У Коськи и самой все косы унынием опали, что и поделать теперь она не знала… Как могилку померкшей звезде обустроить? Не ведалось об этом девочке не в сию ночь, не в следующую… Дедушка тоже голову себе поломал над свитками, весь стол ими завалил, зарылся в них по пояс, но ответов в бумаге так и не выкопал. Стрелец, с коим девочка ныне каждую полночь виделась, разговаривал охотно, но метать бесцветную крупинку в небо отказывался. Говорил, что, покуда насмешки полумесяца терпеть ему приходится, не будет в его ружье, глазу и руках ни толики меткости. Мудреца Коська беспокоить не решалась, а ворон одноглазый знать ничего не знал, кроме сплетен.

Меж тем, слух уже по Луноградью пошёл, о находке Коськиной. Повадились к ней зеваки да любопытные ходить, на диво безжизненное поглазеть. Дельного никто из них ничего не сказывал, лишь плечами пожимали, руками разводили и затылок почёсывали…

Навещал могильщицу и купец один, из стольного Солнцеграда проездом тут бывший. Алчно он в крупинку белёсую взглядом впился, принялся девочку убеждать, что нет для звёздочки более покойного и надёжного места, чем карман его широкий или полка просторная, в лавке у него же. Не поверила ему Коська, и на уговоры навязчивые не повелась, так что не приобрёл у неё торговец ничего кроме досады…

Приходил и колдун с болот, со своей идеей! Мол, нет для звезды павшей места лучше, чем в хитросплетениях чар! Там, говорил, ей и смысл найдётся, и толк от неё будет, а то валяется без дела, мелочью трупной. Прогнала Коська чародея, а Иван ружьём погрозил вослед.

Шатался рядом с могильными землями и воришка всем известный. Прославился он тем, что всё и отовсюду покрасть умел. Может и не было у того корыстных замыслов, но ворон одноглазый всё равно к нему слетал, накаркал чего-то устрашающего, тот и не появлялся рядом больше.

Но не только живые интересом к звезде прониклись… Мёртвые тоже со вниманием на происходящее оглядывались! Не глазами верно, но некой увлечённостью, которую немногие из живых могли предчувствовать. И пристанища покойных тоже в стороне не оставались, вовлеклись во всё это дело неведомым образом, поближе к загадке быть восхотели. Особо одна усадьба могильная отличилась, то тут объявлялась, то там… Окошки с дверками приоткрывала, сторонами вертелась - точно подслушать или подглядеть намеревалась. Кому роскошный могильник этот принадлежал, Коська не представляла. Местные поговаривали, что давным-давно он тут, и, однако ж, не ветшал с годами, а будто бы лишь прирастал комнатами, этажами и внешним великолепием… Карнизы из позолоты, ручка дверная алмазная, даже порожек с серебра отливом! Княжны дворец и тот скромнее выглядел, видать, богатая личность в усадьбе хоронилась.

Но Коське с друзьями не до происков усадебных гробов было, упокоение звезды их озадачивало… Одна надежда у девочки оставалась – явление луны во всей полноте округлости. Уж царица ночная, не откажет в помощи подопечной своей померкшей… Да и Иван, глядишь, с ружьём уверенней сладит, без препон, полумесяцем чинимых.

По ходу времени, ширилась улыбка полумесячная ночь от ночи, сменялось частью лика сиятельного… Хоть стрелец и сомневался, подозревал, что светило серповидное ещё уловки злые могло навыдумывать, а всё же близилось полнолуние желанное, пока с неизбежностью не наступило!

Проявилась луна на небе во всей полноте и нежнейшей яркости! Потянулась к земле царица ночная, чтоб всё подлунное бытие светом добрым приобнять… Ободрился Иван, засуетился ворон, косы Коськины затрепетали… Хотел уже служилый мертвец у девочки звезду принять, чтоб без всяких промашек к матушке её отправить, как сыграла вдруг ночь злую шуточку! Не успел ещё лунный свет приласкать мироздание, как наползли чёрные, кромешные тучи на лик светила! Вздохнул стрелец и закинул ружьё за спину…

-Иван, давай я тебе светильником посвечу, попробуй, прошу, сквозь толщу ночную пробиться! – заговорила Коська, высоко поднимая стеклянный фонарь со свечой.

-Без толку, - отмахнулся стрелец, - обождём, пока ночь прояснится. Не вечно же тучам по вышине шастать.

Замерли в ожидание могильные земли, затаили дыхание даже те, кто уж им и не пользовался… Но не все тишь соблюсти решили! Усадьба могильная, что ранее неподалёку околачивалась, в два прыжка к землянке стрелецкой подскочила. Распахнулось захоронение всеми окнами и дверьми, засияло пышностью убранства и прелестью отделки, а из дверей его вышел щёгольского вида мертвец. Во всём покойный гость являл достаток – перстни, украшения с драгоценными каменьями, наряд лучшего покроя, даже очи златом сверкали… Но и причудами его внешность обладала – за спиной два сильных крыла кожистых виднелись, ногти продолжались острыми когтями, а по земле за ним хвост, дорогими побрякушками украшенный, стелился.

-Да-с… - заговорил покойник, присвистнув, - какое же запустенье царит вне моих палат. Но может оно и к лучшему, для захороненных-то. Имели бы их могильники хоть толику красы, давно бы погнал хозяев прочь, а покои, опустевшие, к своему бы дворцу пристроил, - мертвец хихикнул, то ли шутя, то ли в предвкушении.

-Кто таков? – каркнул ворон прежде всех.

Нежданный гость на него лишь небрежный взгляд бросил, и на Коську уставился, - ну-с, девонька, давай торговаться.

-О чём? – растерялась девочка.

-О звёздочке упавшей, конечно, - потёр руки мертвец, клацнув когтями, - я мраку на небо напустил, чтоб тебя от ошибки уберечь. Ведь лучшее место для твоей подопечной, не на небе, не в земле, а в моих владениях, средь роскошного убранства!

-Я даже не знаю, кто вы! - отступив на шаг и поджав косы, вопросила могильщица.

Богатей вздохнул без дыхания, и лениво ответил, - все меня знают, ведь я само богатство! Но при жизни звали меня Хлад Закатный. Родился в Солнцеграде, упокоился в Луноградье. С ранних лет, освоил науки колдовские и дело купеческое. Великого успеха достиг на торговом поприще! Не без плутовства чародейского, конечно. Столько сокровищ нажил, что пришлось вместе с ним поскорее преставиться, для сохранности оного и, чтоб наследства никому не оставлять… Но от приумножения кладезя ценностного, я и будучи мёртвым не отказался, - окончив речь, Хлад свысока ухмыльнулся, - ах да! Если интересно, ещё двоих сыновей по себе оставил… Один в торговом ремесле преуспел, второй ворожбу всякую сложную постиг, да только не сумел никто из них одно с другим сочетать! Я один, может в мире всём, чародей-купец! И могущество моё уникально! – после торжественных слов, тон гостя стал сухим и деловитым, - К делу перейдём. Прознал я, что у тебя звезда есть павшая да погасшая. Толку тебе с неё нет, засыпать её землицей или бросать к небесам тоже без пользы. Отдай иль продай её мне. В моих золотниках всякие диковинки хоронятся, но звёзд среди них пока нет. Я её, может даже, зажечь сумею, чтоб она украшением моим хоромам послужила. Под потолком сияя, али ещё где…

Отступила Коська ещё на шаг, от циничного дельца подальше. Стянулись косицы на её голове тугим узлом, надёжнее бесценную звезду укрывая. Иван же, напротив, вперёд шаг сделал, девочку заслоняя, а ворон, порхая, клюв навострил.

-Нет, - только и сказала могильщица, - не родня вы звёздам, чтоб вместе с ними хорониться.

-Не родня, - скучающе отметил Хлад, когтем по когтю поводя, - но коли условия сделке препятствуют, я привык их под себя переменять. Так что твой отказ, девонька, мне не помеха. Даром что ли, заговоры колдовские изучал, чтоб при малейших сложностях отступаться!

Оскалился мёртвый богач златыми клыками, и хотел, видать, растерзать Коськины волосы, но вскинул ружьё Иван, бросился в атаку ворон… Однако ж, не успел стрелец на курок нажать, отшвырнул его Хлад левым крылом могучим. Одноглазому противнику правым крылом удар достался, далеко им птицу в небо отбросило…

-Гнусь пернатая, - ругнулся покойный барин. Ворон-то, хоть и получил по клюву, а драгоценную серьгу из уха мертвеца, коготком вырвать исхитрился.

Пока замешкался злодей, хлестнула его могильщица сразу тремя косами – белокурой, темноволосой и каштановой… Лишь отмахнулся лезвиями когтей Хлад, и упали наземь все три косицы, отсечённые. Но погибать власяные змейки и не думали, обвились за миг вокруг щиколоток негодяя, и стянулись удавкой, так что ступни у него пуще былого околели.

Тут уж и Иван на ноги поднялся, и пальнул с ружья по левому крылу. Воронок, с небес возвратился, и принялся правое крыло клевать без жалости. Укрылся хлад в крылах, будто в броне, и готовился уже ответный удар во всю мощь нанести… Но не дала ему Коська на то и мгновения, низвергла она на панцирь ярость косиц своих. Чёрная коса с болью била, белёсая с резью секла, рыжая же пламенем обжигала! Отступил Хлад под таким напором, чуть ослабил защиту, тогда-то русая коса ему по лбу и хлестнула! Да так, что у него из глаз копна искр с парами монет прыснули!

Взвыл мёртвый барин! Богатство терять ему болезней было, чем любые побои телом испытывать! Сбросил косицы с ног чародей, и поспешил в усадьбе покойницкой скрыться. Да только разбушевались косы Коськины не на шутку, целой стаей вдогонку бросились, и так вослед по особняку вдарили, что он на самые окраины могильных земель улетел!

Кончился бой… Подобрал Иван шапку уроненную, отряхнулся. Ворон, времени не теряя, монеты на земле подсчитывал. Коська же, волосы оправив, отпавших от головы подружек подобрала. Верёвочками на руках обвисли отсечённые, ни к чему им после победы было жизнь в себе задерживать.

Меж тем, рассеялись тучи, освободились от ворожбы зловредной… Тогда уж и луна не преминула себя всей округлостью явить, и мир родной поприветствовать. Первый вестник её, бессменный гонец – свет лунный, со всей поспешностью к земле устремился, а едва ступил на неё, в светильник Коськи юркнул.

-Здравствуй, Коська! – хлопая стеклянной дверкой, заговорил луны глашатай.

-Ой, это ты Луно…

-Да, я! – перебил светильник, лунным светом полный, - Прости, нет времени. Покуда я тут пребываю, меня на небе недостаёт. Звёздочка, тобой найденная, не упала по неуклюжести, и злым умыслом чьим, не была сбита. Сочувствие её подвигло вниз, и любопытство, отчасти. Захотелось ей не одним лишь наземным и поднебесным обитателям светить, не только живых надеждой одаривать, но и тех, кто уже не из их числа. Вот она и сошла к могильным землям, пока об барьер почвы не преткнулась. Хотела она помощи твоей испросить, да не то уже у неё сияние было, чтобы общий язык с тобой найти. Не услышала ты её, хоть и чутка ты, Коська, как никто, к нездешнему её блеску. Подумалось тебе, что нет в ней света, а правда в том, что у неё его ничуть не меньше, просто не для тебя он потребен, не наземным жителям надобен. Захорони звезду в земле, и пусть косы твои отпавшие ей компанию составят. Вместе-то им всяко веселее будет по иным тропам ходить, хороводами созвездий собираться.

Покачнулся светильник в руках Коськи, поворотился к Ивану, и ему напутствие высказал, - ну а ты стрелец, знай, что огорчён был полумесяц, когда подвёл тебя. Не нарочно так вышло… Нет злорадства в его улыбке к тебе обращённой, лишь ободрения попытка и извинений толика. Не держи на него зла! Друг он тебе, просто в стрелковом деле не помощник.

Распахнулась дверка светильника, и возвратился лунный свет на небосклон, в свиту царицы небес ночных.

-Во дела… - почесал затылок и шапку Иван.

-А? Я чего пропустил? – ворон так монетами увлёкся, что и вовсе не услыхал речь нежданного гостя.

Разъяснились наконец-таки думы могильщицы, и что делать ей следует, понятно стало. Похоронила она, недалеко от стрелецкой землянки, крупинку звёздную, а с ней и тройку косиц с головы павших.

-Ты бы и в моем могильнике могла их упокоить, - заметил Иван, - всё равно теперь неохота мне в него возвращаться. Пойду, пожалуй, на службу в княжью стражу, но нести её буду лишь при луне полной. В прочее же время ещё чем займусь, с полумесяцем, наверно, прогуляюсь разок, другой…

-Ну ты это! – встрепенулся ворон, - На службу-то сегодня не спеши, хоть и полна луна! Пойдём попразднуем! Посиденок какой сыщем, иль бражки стакан разобьём… Сегодня я и угостить готов! Коська! Ты с нами?

-Наверно, - пожала плечами девочка, - только дедушку навещу сначала.

Звездочёта внучка застала в славном настроении – бумаги он со стола сбросил, и теперь лишь с восхищением на небо взирал, будто знал уже всё. После рассказа Коськи, дедушка с хитрецой улыбнулся, и сказал, - я и сам приметил, что звёзды отыскали-таки утраченную спутницу. Хоть и не заметна она моему глазу, но по мерцанию остальной свиты лунной, очевидно мне было их воссоединение. Одно ведь для всех небо! Что над головой нашей, что под ногами у нас. И каждая звезда в подлунном мире своё неугасимое сияние имеет.

Тут в окно жилища звездочёта ворон влетел, и, кружась под потолком, загорланил, - Коська! Ну ты идешь праздничать-то?!

-Иду, - улыбнулся девочка, потрепав косицу цвета звёздного мерцанья, - не тебе же одному там сиять.

© Aldebaran 2025.
© Хворостов Михаил.