Вначале всё было – плавящийся гудрон. Жар и подвижный мрак. В подвижном мраке зарождалась жизнь. Жар спадал, и в одной из условных точек вечности появились люди. Они несли в себе страх, страсть и время. Не было ещё солнца с луною: был только мрак, постепенно спадающий жар, время, страх, страсть и прочее, что не разглядеть во мраке – зубастая копошащаяся жизнь. Люди бесцельно шарились по миру, пригибаясь к земле, натыкаясь на деревья, зверей, чудищ и младших божеств. Так бы продолжалось и дальше, если бы к людям не вышел рогатый бог Пан. Он научил людей земледелию и скотоводству, а главное, пить, врать и музицировать. Чтобы люди не гундели, что ослепли от паленой водки, Пан зачерпнул из своей шерсти пригоршню белых вшей и бросил их вверх – они враз пристали к липкому дымящемуся небосводу. Так появились звезды.

Много позже неблагодарные люди прогнали Пана, променяв его на Феба. Затем прогнали и Феба. А еще позже, под уже холодным куполом небес, в августовскую ночь на траве лежал человек, точно так, как когда-то лежали первые люди, знавшие рогатого бога. Звезды подмигивали и зябко тлели, просачивались к земле сквозь кроны деревьев. Но человек не чуял их тревожной красоты, мучился вязким кошмаром. Лишь на секунду приоткрыл глаза, оперся на локоть – его вывернуло – и снова в тягомотный сон, отодвинувшись немного от рвоты. В самый глухой час, когда угукают души сов, мимо крался запальчивый душегуб Валера. Постоял над человеком, подумал и – ушел по своим делам, досадливо махнув рукой. И потом, уже под утро, из цепляющегося за сучки тумана выкатился потерявшийся пёс, грязный, несчастный, и, увидев человека, тихонечко заскулил. Человек застонал в ответ, страдая внутри кошмара; пёс навострил уши, приглушенно зарычал, оголив мелкие зубки, и убежал.

Утром, не понимая ничего, человек разлепил веки, присел. Голова гудела, и он обхватил её ладонями, мокрыми от росы. Во рту вместо привычной склизкой кожи – иссушенный горячими ветрами, потрескавшийся солончак. Вокруг деревья… лес. «Бля-я-ядь», – только и нашлось у человека для мира. Хватаясь за молоденький ствол, человек поднялся, в процессе вспомнил, что он Денис. Это, в общем-то, ничего не давало. Мышление пытало не хуже Средневековья. Денис бесцельно плелся, попутно учась ходить. В голове всплывала всякая хрень про мох, восход солнца и что лучше идти вдоль реки. Рек всё не попадалось, зато впереди нарастал мерный гул. Вскоре между деревьями принялись мелькать машины. Спасение не принесло облегчения – адреналин спадал, уступая место тошноте и головной боли. Выбравшись на проезжую часть, Денис уже додумал, что спал в городском парке недалеко от дома.

***

– Заходи, – впустила его Таня, – на кухню давай, у меня в комнате не прибрано… Позвонил бы хоть… Что с тобой?

И уже на кухне, – Чай будешь? Кофе нет.

– Давай чай, – Денис внимательно следил за суетившейся Таней, словно пытающейся что-то спрятать в суете, замести след петляющей по снегу лисицей. Неприятно отдалось про «не прибрано в комнате» – раньше у них с бывшей женой был общий бардак. «Может, у неё появился мужик… Может, он и сейчас там?» И потом себе в ответ со звонкой иголочкой в самолюбии: «Да какое твоё дело!? Зачем лезешь!?»

– Денис, да что с тобой? Говорю, взгляд у тебя странный. Ты по делу пришел или так?

Второй день был всегда самым тяжелым. В первый раскалывалась голова, тошнило. На второй оставались только слабость и моральная немощь, к которой со всего города хищными стайками слетались ментальные паразиты и безадресные проклятья. Денис смотрел на новенькую стиральную машинку, на футуристичный черный холодильник, напоминающий барокамеру для межгалактических полетов, и думал о том, что неплохо Таня устроилась без него. Наверное, активно помогают кое-что скопившие родители, которые нехотя помогали и при нём.

– Да на что тебе деньги опять? Вот же недавно давала.

– Я же говорю тебе, у меня мобила разбилась…

– Почему ты не устроишься на работу? Не могу же я вечно тебе одалживать… Это я тебе не из-за денег говорю, пойми. Просто так дальше тебе нельзя... Денис, помнишь Серняева, с которым ты вместе работал в отделке? Так у него сейчас всё в порядке – живет тут недалеко. Очень с виду приличный. Машина новая. Гуляет с детьми. Встретила его вчера случайно. Вспоминали тебя… Почему ты просто не можешь так же?

Конечно, Денис помнил Серняева, этого мудака.

– Таня, я и хочу так же, честное слово. Мне самому всё это надоело, – Денис, почему-то, при слове «это» обвел жестом всего себя, – хочу жить нормально, на работу устроиться, хоть на какую. Но как я без телефона-то туда устроюсь? Согласись, везде же телефон нужен… Веришь? – Он смотрел на неё, на сочувствие, скапливающееся в глазах, и знал уже наверняка, что не верит, но даст. Таня без преувеличения была идеалом для Дениса: отличной женой, отличным другом, из неё бы получилась отличная мать. Возможно, поэтому у них и не сложилось – идеал довлел. Теперь Денис смотрел на неё с недоступного расстояния, и ему хотелось к ней. Просто взять её руку, молчать с её рукой в своей и ждать так наступления вечера.

– Денис, я дам тебе эти деньги. Но при одном условии…

– Ну, нет, мы же обсуждали уже. Всё не так плохо, зачем же так сразу. И неизвестны последствия для психики, для организма... Признаю, конечно, проблему. Пора брать себя в руки. Но лучше пока попробовать своими силами.

– Да я не про это, Денис, обсуждали, значит, обсуждали. Есть альтернативные способы. Чисто психологические.

– Таня, да о чем ты? Можно у тебя курить?

– На, кури, – Таня подала гостевую кружку, налив в неё немного воды. – Женщина есть одна. К ней Леркин Сашка ездил. Говорит, помогло. Как рукой сняло…

– Бабка что ли какая-то?

– Ну да, типа того… – Таня замялась, нахмурилась. Видимо, уже жалела, что начала разговор.

Денис наблюдал, как дым хаотично расходится по комнате: где перезрелыми разваливающимися клубами, где тонким шлейфом, где проницаемой мутью. «Словно подкрасили моё невидимое до этого присутствие – мои проблемы, жалкую навязчивость, ничем неоправданные просьбы и неприятные воспоминания, связанные со мной». Захотелось резко встать и уйти, больше не загрязняя чужую жизнь ни одним словом. Бычок упал в чашку с предсмертным «пшш».

– Ладно, съезжу я к твоей бабке, почему бы не попробовать…

– Правда, Денис. Обещаешь? – Таня засияла так, словно на секунду снова начала воспринимать их жизни как одну. Казалось, она сейчас бросится ему на шею.

– Правда, обещаю.

***

Избушка на курьих ножках оказалась одной из пяти стоящих в ряд неприметных хрущевок в далеком полугороде, затерявшемся на самой границе области. Две диковатые старушки, сидевшие возле подъезда на лавочке, замолчали при приближении Дениса и проводили его колючими взглядами. Дверь ему открыла вовсе не бабка, а дама средних лет: отголосок её в недавнем прошлом сильной красоты, теперь боролся с возрастом, уводившим её не в полноту, а в сухощавость.

– Опаздываете, – констатировала хозяйка.

– Да, извините. Я к вам с тремя пересадками ехал.

– Ладно, разувайтесь скорее. Вы у меня не последний.

По пути в комнату откуда-то, кажется, из кухни, выскочил черный кот и уставился на гостя крокодильими глазами, начал медленно пересекать ему дорогу. Денис слегка намахнулся на него ногой. Кот угрожающе зашипел.

– Вы с ума сошли!? – закричала на него хозяйка зло и даже, показалось, испугано.

– Так нет же, я просто отогнать немного хотел. Примета же плохая, знаете? Я сам животных очень люблю.

– Какая еще примета!? Не обижайся на него, Васенька, не сердись, он просто глупенький, – присела знахарка перед котом, ласково гладя. И Денису, холодно: «Идемте, ничего не трогайте».

В комнате Денис чуть лучше разглядел хозяйку. Ведьмовские атрибуты если и имелись, то весьма ненавязчивые: черная подводка, черное, несколько старомодное платье с кружевной оторочкой по подолу и на манжетах, длинные черные ногти, заострявшиеся к концам, много золотых колец на пальцах. Такая могла вести телегороскоп, а могла и быть экзальтированной особой, вздыхающей, что не родилась в начале прошлого века. И комната была под стать: ремонт довольно старенький, но чистенький. На комоде горит пара свечей в керамических лампадках, на столике дымят аромапалочки. Единственная экстравагантная деталь – довольно большая черно-белая фотография козла, висящая на стене. Раньше такие старинные большие фотоснимки можно было встретить в деревенских домах и даже в некоторых квартирах: со стен и из ушедшей эпохи глядели запечатленные предки, а тут черный козел, вернее, только его голова, сфотографированная в анфас, слегка клонящаяся набок. «Мистики нагоняет со вкусом, не перебарщивает», – оценил Денис.

– Тоже ваш питомец? – указал он на козла.

– Нет. Это мой суженый, – ответила ведьма с жутковатой полуулыбкой. Из темного коридора на мягких лапках вышел кот Василий и заластился о её ногу, обтянутую капроном. «Ну да, молодец, отличная находка. Жутковато, конечно. Интересно, скольким посетителям она уже такое говорила?», – подумал Денис.

– Ложитесь на диван, расстегивайте рубашку, – приказала она.

– А в чем моя проблема узнать не хотите?

– Мне не нужно ничего рассказывать – здесь не прием у психолога. Я и так всё вижу.

Денис лег на диван и расстегнулся, наблюдал, как кот не спеша залез на стул, а со стула перепрыгнул на шкаф, свернулся там в клубочек и задремал. Ведьма находилась вне зоны видимости, со стороны головы было слышно, что она с чем-то возится. Довольно скоро она подошла и положила Денису на грудь влажную салфетку со словами: «Всё, теперь лежите – не думайте ни о чем». Салфетка была измазана в чем-то холодном и склизком, холод проникал под кожу, жег грудь.

– Холодно.

– Конечно, холодно – холодок-то могильный.

– Да бросьте вы, – усмехнулся Денис очередному рассчитанному на эффект пассажу.

Вскоре холод не то чтобы полностью исчез, но перестал так сильно жечь, словно тело пообвыклось. Возникло ощущение внешней тяги. Казалось, салфетка что-то медленно высасывает из груди, впитывает в себя. Так продолжалось довольно долго, не менее получаса. Потом ведьма сняла салфетку с груди Дениса, скомкала её и зажала в кулаке. Отойдя к дальней стене, она встала лицом в угол. Принялась шептать неразборчиво.

– На, лукавец, забери своё! – вскрикнула она, обернувшись, и бросила скомканную в шарик салфетку на пол. Кот встрепенулся, спрыгнул со шкафа и утащил салфетку в черный проём коридора. – Ну вот, ваша проблема решена, – сказала ведьма Денису поменявшимся деловым тоном.

***

– Что ты говоришь? К какой еще знахарке? Да ты с ума сошел, я тебя к себе на работу заберу. Это же настоящее предательство! Да, так и есть, говорю тебе, настоящее вероломное предательство. Ты ренегат, Дэнчик. Прямо перед моим др. Слава богу, что всей этой херни не существует. Ты же сам не веришь, я надеюсь? Что ты молчишь? Ты же взрослый мужик. Ладно, сегодня пойдем проверять. Никаких отмаз, слышишь, отмазы не принимаются. Пятница, будем считать, репетиция моей днюхи, – доносился Панченко из новенького сотового телефона.

Через пару часов Денис ждал приятеля в центре возле довольно приличного бара и размышлял о Панченко: он, кажется, был неплохим человеком, всегда готов был помочь, если это было в его силах. На словах же казался настоящим мерзавцем – коллекционировал всякие гадости и пошлости, которые пересказывал с величайшим удовольствием; во всём искал и отыскивал уродливые изъяны. Вскоре пришёл и сам Панченко: массивный, шумный, с цветастой клетчатой восьмиклинкой на затылке. Он так окутал Дениса своей болтовней, своими подколами и приколами, что Денис и не заметил, как выпил пару бутылок пива.

– Эй, Дэнчик, слышал, что надо делать, если ведьма обернулась колесом? – тарахтел Панченко. – Ага, не слышал, я так и думал. Ты бы подготовился, прежде чем к ним ходить, а то всякое бывает. Так вот, о чем это я… Если за тобой ведьма гонится, превратившись в колесо, то нужно продеть через колесо веревку, я тебе отвечаю. За одним мужиком так гналась – он продел веревку, принес колесо домой и повесил на гвоздь. Утром просыпается, а у него на гвозде баба висит на веревке: с одной стороны веревка изо рта выходит, с другой – из жопы. Ха-ха, понял, из жопы?

– Мы уже сколько бутылок выпили?

– Парочку всего. А что? Что ты всполошился-то?

– Ничего… Загово́р не действует.

– Ну и отлично, что не действует. Радоваться надо, эх ты, Денис. Это тебе решать – пить или не пить. Давай еще по одной! Выпьем за это мило дело. Или лучше по шотику? – и Панченко, разочарованно приняв желание Дениса повременить с шотиками, начал рассказывать выдуманные истории из своей врачебной практики – он работал санитаром в психбольнице: «У нас был один пациент, который считает себя врачом, а всех вокруг – пациентами своей собственной психушки. Очень угарный тип: спокойный такой, интеллигентный, но с характером, понимаешь, с самомнением. Он до того, как к нам загремел, кем-то еще себя считал, но потом у нас как-то на врача переквалифицировался – типа как хамелеон. Понабрался от персонала врачебных словечек, манеру поведения с пациентами заучил, прямо хоть самого на работу бери – никаких отличий. И жил он у нас спокойно три года, прижился, так сказать. И вот недавно, прикинь какое совпадение, привозят нам подобный случай, только чувак помоложе – тоже считает себя врачом, а всех остальных сумасшедшими, всё то же самое. Ну, мы взяли и подселили их в одну палату. Они как начали друг вокруг друга виться, диспуты друг с другом вести, но обходительно, без криков – всё по врачебной этике. Каждый из них думает, что другой – пациент, ошибочно считающий себя врачом, пытается его вывести из этого состояния в реальность, но без резких движений, плавно, путем наводящих вопросов и всякой там логики… Ладно, покурим пойдем? Вот и отлично. А потом можно и по шотику.

Сделав затяжку, Денис почувствовал, что вместе с дымом вниз по горлу спускается мертвящий холод, наполненный множеством царапких ледяных лезвий, как режущая боль прорисовывает легкие, заставляя ощутить их форму. Он упал на колени, скрючился. Брызнули неосознанные болевые слезы. С громким неестественным звуком он пытался прочистить горло. Закашлялся – часть лезвий начала подниматься обратно вверх, терзая легкие и гортань. Изо рта пошла тоненькой струйкой кровь. Он снова закашлял, и, наконец, его вырвало: солоноватыми сгустками крови, горьковатым пивом и горькой желчью.

– Дэнчик, да что с тобой? – Панченко стоял над ним и опасливо озирался на проходящих мимо людей.

– Ничего, уже лучше… Можешь мне такси заказать?…Кажется, я бросил курить.

© Aldebaran 2024.
© Карелов Дмитрий.