Леонора Каррингтон

Леонора Каррингтон (6 апреля 1917 – 25 мая 2011) – мексиканская художница-сюрреалистка британского происхождения, автор нескольких романов, на русский переведен из них только один – «Слуховая трубка». Происходит из аристократического рода, с которым в начале своей художественной карьеры порвала все связи. Прожила большую часть взрослой жизни в Мехико, после того как, по слухам, при помощи своей няни сбежала на подводной лодке из психо-неврологической клиники. Участвовала в числе первых в женском освободительном движении в Мехико в 1970-х годах. Многие годы оставалась одной из последних представительниц поколения сюрреалистов.


Праздник скелета

(рассказ)

Перевод Анны Рабкиной

Скелет был счастлив как сумасшедший, с которого сняли смирительную рубашку. Он чувствовал себя освобождённым, избавившись от бремени плоти. Его больше не кусали комары. Ему не нужно было ходить в парикмахерскую. Он не испытывал ни голода, ни жажды, ни жары, ни холода. Он был далёк от рептилии любви. На протяжении какого-то времени его разглядывал немец, профессор химии, мечтавший о том, как превратит его в изысканный эрзац: динамит, клубничное варенье, гарнир из квашеной капусты. Скелет знал, как от такого ускользнуть – потребовалось всего лишь обронить молодую дирижабельную кость, на которую профессор тут же и набросился, при этом декламируя химические гимны и осыпая кость жаркими поцелуями.

У квартиры скелета была древняя голова и современные ноги. Потолком служило небо, полом – земля. Стены были выкрашены в белый цвет с узором из снежинок, в каждой из которых билось сердце. Он был похож на прозрачный памятник, мечтающий об электрической груди; без глаз, с чарующей незримой улыбкой он наблюдал за неисчерпаемыми потоками тишины, что окружает нашу звезду.

Скелет не любил катастрофы, но в рамках допущения о том, что в жизни есть и опасные моменты, он поставил посредине своей изыскано украшенной квартиры гигантский напёрсток, на котором время от времени восседал, как настоящий философ. Иногда он делал несколько па под мелодию Сен-Санса «Пляска смерти». Но танцевал он с такой грацией, с таким простодушием, настолько в духе полночных балов на романтических, старомодных кладбищах, что, наблюдая за ним, никто бы и подумать не мог о чём-то плохом.

Довольный, он созерцал Млечный путь, эту армию костей, окружившую нашу планету. Он искрится, переливается, сияет со всем своим несметным множеством скелетиков, которые танцуют, сближаются, кувыркаются, исполняют свой долг. Они приветствуют мёртвых с тысячи полей воинской чести, чести гиен, гадюк, крокодилов, летучих мышей, вшей, жаб, пауков, ленточных червей, скорпионов. Они дают первые наставления, направляют первые шаги только что усопших, которые чувствуют себя прескверно, будучи отвергнутыми, как новорождённые. Наши неприглядные титулованные сообщники, собратья, сосёстры, содяди и сотёти – они пахнут вепрем, а носы свои инкрустируют засохшими устрицами – все они после смерти превращаются в скелеты. Доводилось ли вам слышать душераздирающий вой мёртвого на бойне? Это ужасное крушение иллюзий новорождённого мертвеца, который надеялся на вечный покой и заслужил его, но вдруг обнаруживает, что его обманули и пленили в нескончаемой машинерии боли и печали.

Скелет вставал каждое утро, гладкий как лезвие Джилет. Он украшал свои кости травами, чистил зубы костным мозгом предка и покрывал ногти лаком цвета «красная Фатьма». Вечером, в коктейльный час, он шёл в кафе на углу, где погружался в «Журнал Некроманта» – газету, имевшую вес среди высоконравственных трупов. Он часто развлекался, вытворяя разные пакости. Однажды, притворившись, что хочет пить, он попросил принести ему писчие принадлежности и вылил всю чернильницу себе между челюстей прямо на костяк: чернила окрасили и запятнали его белые кости. В другой раз он пошёл в магазин приколов и купил там этот парижский набор для розыгрышей с имитацией экскрементов. И вот как-то вечером он положил их в свою ночную вазу, а утром слуга так и не смог оправиться от шока: подумать только, скелет, который не ест и не пьёт, делает свои дела прямо как мы с вами.

В один прекрасный день скелет нарисовал несколько орехов, которые семенили на маленьких ножках по горам, выплёвывая лягушек изо рта, глаз, ушей, носа и прочих отверстий и дыр. Скелет перетрусил, как скелет, повстречавший скелет при ярком свете дня. Он быстренько отрастил на голове тыквенный детектор, дневная сторона которого была как хлеб из пачули, а ночная – как яйцо Колумба, и, отчасти утешившись, отправился к гадалке.


Мои фланелевые панталоны

(рассказ)

Перевод Йорген Грош

Мои фланелевые панталоны знакомы тысячам людей, и хотя я знаю, что это звучит как кокетство, это не так. Я святая.

Можно сказать, эту «святость» мне фактически навязали. Если вы хотите избежать причисления к лику святых, вам следует немедленно прочитать эту историю от начала до конца.

Я живу на острове. Этот остров мне подарило правительство после того, как я вышла из тюрьмы. Необитаемым его не назовёшь, это островок безопасности посреди шумного бульвара, и машины с грохотом проносятся мимо меня во все стороны днём и ночью.

Итак…

Фланелевые панталоны всем хорошо известны. В полдень они сушатся на проводах, которые тянутся от красного, жёлтого и зелёного фонарей светофора. Я стираю их каждый день, и приходится просушивать их на солнце.

Помимо фланелевых панталон, я ношу мужской твидовый пиджак для гольфа. Мне его подарили, а с ним и спортивные кеды. Без носков. Многих воротит от моего неприглядного наряда, однако люди, которые обо мне узнали (в первую очередь из Путеводителя для туристов), совершают паломничество, что в целом несложно.

Теперь я должна восстановить в памяти всю неповторимую цепочку событий, в результате которых я оказалась в такой ситуации. Когда-то я была невероятной красоткой и посещала всевозможные вечеринки, церемонии обмена наградами, художественные выставки и тому подобные привычно рискованные мероприятия, устраиваемые затем, чтобы одни люди могли тратить впустую время других людей. Я всегда была нарасхват, и моё красивое лицо, подвешенное над изысканными нарядами, беспрерывно излучало улыбку. Однако под модными платьями билось пылкое сердце, и это пылкое сердце было подобно открытому крану, из которого горячая вода изливалась обильной струёй на каждого, кто об этом просил. Этот затратный процесс незамедлительно сказался на моём красивом улыбчивом лице. У меня выпали зубы. Первоначальные черты лица стали смазанными, а затем начали отслаиваться от костей, обвисая сначала небольшими, а потом всё более глубокими складками. Я сидела и наблюдала за этим процессом, и к моему уязвлённому тщеславию примешивалась острая депрессия. Мне казалось, ядро моей личности твёрдо укоренилось в области лунного сплетения, где я и пребывала, окутанная облаками чувствительного пара.

Если мне случалось улыбнуться отражению своего лица в зеркале, я могла объективно отметить тот факт, что у меня осталось только три зуба и что они тоже доживали свои последние дни.

Поэтому я отправилась к стоматологу. Он не только вылечил три оставшихся зуба, но и вручил мне комплект искусственных зубов, умело закреплённых на розовой пластиковой платформе. После того как я заплатила достаточно крупную сумму из своих скудеющих сбережений, зубы стали моими, и я забрала их домой и вставила в рот.

Моё лицо, по-видимому, отчасти вернуло себе абсолютно непреодолимую притягательность, хотя складки, разумеется, никуда не делись. Я воспрянула из лунного сплетения, подобно изголодавшейся форели, и тут же попалась на острый зазубренный крючок из тех, что болтаются в глубине каждого некогда очень красивого лица.

Лёгкая магнетическая дымка повисла между мной, моим лицом и ясным восприятием. Вот что я увидела в этой дымке: «Так-так. Я и впрямь начала каменеть в этом старом лунном сплетении. Это должно быть я, это прекрасное улыбчивое существо с полным комплектом зубов. Вот так я и сидела в тёмном кровотоке, как мумифицированный эмбрион, начисто обделённый любовью. И вот, наконец, я вернулась в этот богатый мир, где снова могу трепетать, подпрыгивать и нырять в славном тёплом бассейне, переполненном эмоциями, и чем больше найдётся желающих искупаться, тем веселее. Моё богатство будет прирастать».

Все эти катастрофические мысли множились и отражались в магнетической дымке. Я шагнула прямо в неё, и на мне было моё лицо, на котором снова заиграла прежняя загадочная улыбка, которая раньше всегда оборачивалась кислой миной.

Не успела я попасться в ловушку, как всё уже было позади.

Расплывшись в жуткой улыбке, я вернулась в дремучие заросли лиц, пытавшихся с жадностью пожрать друг друга.

Тут мне надо бы объяснить процесс, который, собственно, протекает в этих своеобразных джунглях. Каждое лицо оснащено ртом размером побольше или поменьше, и все эти рты вооружены разнообразными типами зубов, иногда натуральных. Каждый, кому перевалило за сорок и кто лишился зубов, должен быть достаточно проницателен, чтобы попробовать тайком связать себе полностью новое тело вместо того, чтобы растрачивать попусту космическую пряжу. Эти зубы преграждают вход в зияющую глотку, отрыгивающую всё, что ей удастся заглотить, обратно в эту зловонную атмосферу.

Тела, над которыми болтаются лица, служат для них в качестве балласта. Как правило, лица эти тщательно покрываются всякими красками и узорами из тех, что нынче считаются «модными». Эта «мода» – всепоглощающая идея, выпускаемая на волю ещё одним лицом, обуреваемым ненасытным голодом до наживы и скандальной славы. На тела, с их неизбывными страданиями и мольбами, обычно никто не обращает внимания, и их используют только в качестве средства передвижения для лица. В общем, как я и сказала, – ради балласта.

Впрочем, как только я обнажила свои новые зубы, я осознала, что что-то пошло не так. Потому что по прошествии того недолгого времени, в течение которого я загадочно улыбалась, моя улыбка стала жёсткой и застывшей, в то время как лицо моё плавно отчалило от своего костяного причала, и после этого мне оставалось лишь отчаянно придерживать мягкую серую маску, натянутую поверх едва одушевлённого тела.

Здесь и начинаются странности. Лица из джунглей, вместо того чтобы в ужасе отпрянуть от того, что, как мне теперь было ясно, представляло собой жалкое зрелище, обступили меня и начали выпрашивать у меня нечто такое, чего, как мне казалось, у меня не было.

Придя в замешательство, я обратилась за помощью к своему хорошему приятелю, Греку.

– Они думают, – сообщил он, – что ты связала готовые лицо и тело и что теперь в твоём постоянном распоряжении находятся огромные запасы космической пряжи. Даже если это не так, сам факт того, что ты знаешь о пряже, вселяет в них решимость её у тебя украсть.

– Я истратила почти всю шерсть, – сказала я в ответ, – и если кто-то теперь решит меня обокрасть, я умру и исчезну бесследно.

– Формирование трёхмерной жизни, – ответил Грек, – зависит от взгляда на вещи. Поскольку их взгляд на вещи вынуждает их думать, что ты обладаешь запасами пряжи, тебе трёхмерно навязывается «святость», а это значит, что ты должна прясть своё тело и показать этим лицам, как им прясть свои.

Сочувственные слова Грека испугали меня. Я и сама лицо. Наискорейший способ выбыть из всеобщих соревнований по поеданию лиц пришёл мне на ум, когда я с тяжёлым стальным зонтом напала на полицейского. Меня быстренько упекли в тюрьму, где я провела несколько месяцев, занимаясь оздоровительной медитацией и маниакально выполняя гимнастические упражнения.

Моё примерное поведение в тюрьме до того растрогало Главную надзирательницу, что она проявила ко мне неслыханное великодушие, и вот поэтому-то после скромной и незабываемой церемонии, состоявшейся в глухом уголке Протестантского кладбища, Правительство и вручило мне остров.

Теперь я и обитаю на острове, и разнообразные механические артефакты проносятся мимо меня со свистом во всех мыслимых направлениях, даже над головой.

Тут я и сижу.


© Перевод: Анна Рабкина, Йорген Грош.
© Aldebaran 2021.