Костюм
Иван Коберницкий
Рассказ
Несмотря на неуёмную любовь к жизни, Македо́ня Дульников стрелялся почти каждые три недели. И ни одной царапины! Да и его противники каким-то чудом оставались живыми, хоть и вредимыми. Впрочем, кто же виноват в том, что соседи по ломберному столу так и норовили мухлевать? Обычно Дульников останавливал винт и объявлял причину заминки. Потом выводил уличённого шулера на разговор в протабаченные коридоры джентельменского клуба. Другие игроки непременно выходили следом. На тормозах не спустишь – на кону денежные ставки.
В это утро всё прошло, как и раньше. Неумелый обманщик оправдывался, юлил, затем начал обвинять других. Македоня же крыл фактами и гневно грозил кулаком. В процессе сам по себе выпрямлялся средний палец. Славянофилы давно настаивали на использовании кукиша, полного мягкости, но руки сами делали выбор в пользу «фака».
***
Полупустой ресторан притягательно дышал ароматом еды для стаффа. Кажется, чечевичной похлёбкой. Дульников прошёл мимо забронированного стола, уже родного, и опустил монетку в автомат. Как назло, стейк из бобрятины оказался внизу списка, за буррито для веганов, прокручивать пришлось долго. Заиграла примитивная восьмибитная музыка, сводящая с ума посетителей казино, закрутились вишенки. Везение – выпала легендарка: блюдо приготовит сам шеф, а не внештатный сушист.
Володя Жук, упитанный франт в новенькой паре, подошёл как раз, когда официантка налегке удалялась от столика Дульникова. Первым делом он разрезал мясо с хирургической точностью, дабы оценить степень прожарки, и только потом протянул руку младшему товарищу, с недоверием поглядывая на него:
– Ох и лицо у тебя! Прямо в «Лигу справедливости» ставь, сразу за Чудо-Женщиной. Опять? Может, отменишь?
– Так меня вызвали, а не я! – ответил Дульников. Ему было немного обидно, что Жук всё понял без слов. – Знаешь, уличил одного полковника. Отставного, не бойся.
– Воскресный день, люди ещё дохрапывают, а ты уже в картишки режешься. – Жук стал говорить тише: – Полкан тоже хорош, словно по-другому вопрос нельзя решить. Знает ведь, бои... подушками запрещены.
– Нельзя иначе, раз никакой вселенской справедливости. Планируем разрешить наш спор тридцать первого октября, вечером. Моим секундантом будешь? Ну и переговорщиком.
– Буду, Македоня, буду. Только в толк не возьму, чего лезешь сам? Шепни соседу, мол, мухлюет вот этот человечек. Делегируй!
Жук повторно набросился на стейк дуэтом из ножа и вилки.
– Ты ведь набираешь ванну? Какого цвета обычно вода? – зашёл издалека Дульников.
– Ванна? Некогда нежиться, только душ, – с набитым ртом ответил Володя.
– А вот у меня ржавая, желтоватая. И общество, если позволишь сравнение, такое же. Кому нравится окунаться в грязь?! Среди картёжников много охочих надуть.
– С волками... Тьфу, переперчили. Говорю, с волками поживать, по-волчьи завывать. Вторым Некрасовым не заделаешься. Не играй!
– Не могу, я за столом себя отлично чувствую. Даже, когда не прёт.
Жук схватил салфетку, чтобы вытереть губы и вдруг с шумом уложил её плашмя, будто прихлопывая таракана. Из внутреннего кармана выудилось шариковое перо.
– Вдохновение, Володь?
– Хочу оставить официанткам свой номер. Это ты молокосос, на пятнадцать годков младше, ещё ходок. А нашему великовозрастному брату только в газеты объявления подавать: «Требуется рассада и подруга».
– Да ну тебя с твоими шуточками! – напористо выпалил Дульников.
***
Македоня поздоровался с консьержкой. Она вместо приветствия попросила помощи с кроссвордом.
– Как-как? Белорусская ведьма, семь букв? М-м-м.– размышлял он на ходу, спеша к лифту. – «Ведзьма»?
– О, подходит! И как у тебя получается, гений?!
– Что вы, Дарья Семёновна, не гений. Просто надо мыслить, как составитель. А я их столько насочинял!
Нестор, приятный молодой человек, поэт, сын бывшего кукольника, а ныне известного профессора, задержал лифт, не уехав в одиночку.
– Благодарю почтеннейше! – откланялся Македоня и через небольшое зеркало над рекламой провайдера посмотрел, не засалились ли кудри. – Мне на девятый.
– Тоже: мы на одном уровне, – пояснил Нестор.
– Пардон, думал, выше тебя живу.
Два тела медленно потянуло вверх.
– Глядите, неужто господа чиновники ждут, пока сам император оплатит?
Македоня повернулся и вперился в огромный список должников, висящий над обшарпанной стенкой. Рядом с номером его квартиры зияла кругленькая сумма.
– Да, безобразие, – выпалил он, краснея.
– А вы случайно у нас не в 99-й?
Дверь отворилась на лестничной клетке.
– Был рад повидаться, Нестор. Мне вниз, пока-пока. Запамятовал зайти в лавку за молоком.
***
Дульников сидел в забитом ресторане, рассматривая рукав рубашки. В ткани откуда-то взялось отверстие, будто проделанное дыроколом, ровное, как окошко подлодки. Сквозь него проглядывала смугловатая кожа...
Клеёнка выглядела сиротливо: на ней не стояло ничего, кроме тощей салфетницы. Персонал занимался другими столиками. Даже полтысячи раз виденное меню не оставили.
Жук немного припоздал.
– Ого, ты на диете? – смешливо произнёс он, отодвигая для себя стул. – А как же рябчик для арапчика?
– Не голоден. Угостили салатом коллеги.
– Сразу видно трудягу: вид уставший, грусть в глазах.
– Знаешь, Жук, нашёл в кармане соточку и поставил на перерыве. Продул.
– Никуда от напасти, больные вы! Помнишь, у Чехова служащие всем скопом играли на работе? Не с вас ли списал?
– У кого, Володь?
– Тьфу, голова старая, и правда. Как же Чехов мог вдохновиться вашим департаментом, если он сам ещё не родился?! Я-то купил подписку на базу роддомов Таганрога, мне сообщат.
– Да ну тебя с твоими шуточками!
Жук сделался серьёзным, как Бенкендорф при сватовстве у Захаржевских.
– Перестань играть, Господом прошу! Промотаешься – побираться пойдёшь.
– Да мне покер и винт даются. Ну, почти. Скоро полоса побед, скоро.
– Зависимость надобно лечить. Медика-мен-тозно.
– Друг прелестный, не настолько всё худо.
– Тогда попробуй заменители, игры с лутбоксами, там.
Дульников так томно выдохнул, что сдул со стола хлебные крошки, эхо плохой уборки.
– Володь, так, к слову, ездил к Беззубову?
– Само собой, в итоге сошлись на...
– Да ясно всё! – перебил Македоня, – не в первый раз стреля... подушками бьюсь. И ты уж какой раз отдуваешься.
– Как знаешь, – обижено промурчал Жук, теребя накрахмаленный воротник. – Только вот день неудачный вы выбрали. Бал не пропустишь?
Дульников совсем забыл о Ночи тыковок, западном празднике, который уравновешивал славянский день Ивана Купалы.
– А, Володь, дуэль на пять минут. Успеем.
– Всё равно времени впритык. Добираться ещё. Придётся костюм на себя напялить и так ехать. Повеселим твоего полковника.
– Костюмы? Детская забава! В обычном пойду.
– В парадном тебя на бал и не пустят: дресс-код. Будешь локти кусать, во фрак сморкаться, пока дама твоей мечты вальсирует с Вием. Или, на худой конец, с Хомой Брутом.
***
Карета попрощалась с зажжёнными фонарями на окраине города и вляпалась колёсами в грязистое месиво, что до дождя прикидывалось доро́гой.
– А тебе в пору рога, – отлипнув от окна, беззлобно подметил Жук. – Вылитый баран!
Сам он был в костюме богомола, довольно счастливого и откормленного богомола, пережившего супругу с хорошим приданым.
– Полно смеяться, – смущался Македоня. – Задолженность по кэ-у, полгода просрочки – вот и взял наидешёвейший.
– Коллегия иностранных дел зря тебе жалование перечисляет. Сразу давай бухгалтеру реквизиты игроков.
– Ну что ты как попугай? Повезёт мне скоро. В другом же везёт. Пули вон почему-то всегда мимо пролетают.
– Не будет сегодня пуль – я договорился. Сошлись на мирном режиме.
Карета подпрыгнула. Голова Дульникова соприкоснулась с крышей. Впрочем, рога, набитые ватой, смягчили удар.
– Какого лешего, Володь?!
– Ты выбрал секунданта, я выбрал условия. Хотел тебе выложить в «Цыплёнке», а ты отмахнулся. Будешь знать, как меня не слушать!
Второй дуэлянт, экс-полковник Беззубов, заранее прибыл к иссохшему и изрезанному финками (финками-гимназистками) дубу. Прятался от мороси полковник под зонтом, который любезно держал его секундант, молодой обладатель солидного военного чина, видимо, записанный в армию ещё до собственного зачатия. Распорядитель дуэли под просторным дождевиком приобнимал чёрный кейс.
Дульников и Жук выпрыгнули из кареты и подбежали к месту встречи. Вопреки ожиданиям, отставной военный и остальные участники действа не издали ни единого смешка. Все внимательно осмотрели карнавальные прикиды.
Беззубов крепко пожал сопернику руку. Смотря на Дульникова с каким-то раскаянием, он вымолвил:
– Давеча проводили на службу, в Папагию, внучатого племянника одного нашего. И представьте себе, мундир покупал сам, саблю тоже. Эполеты заказывал. Комплекты обуви пришлось брать. Дали только купон в Бесстыжие ванны, и то на одно посещение. Спрашивается, почему так? В наши очаковские времена всё казённое выдавали.
– Вот именно, ваше высокоблагородие, в наше время выдавали, – подтвердил секундант полковника.
Меж тем распорядитель достал из кейса виар-очки и старые пластмассовые пистолеты.
– Так это же от «Денди», – шепнул Дульников другу с воодушевлением. – Спасибо!
– Всё для тебя. – ответил Жук. – Два раунда: сначала пиу-пиу по уточкам, потом – по тарелочкам.
– За минуту управлюсь!
Македоне подумалось, что Беззубов согласился на заведомо проигрышное соревнование из чувства вины. Он ведь ретроград, из поколения, что не видит связи между прыжком и «Пробелом». Значит, почище вода пошла из его краника, почище.
***
Бессменная консьержка не успела открыть рот – Дульников пулей пролетел мимо, заскочил в лифт и жмякнул на «восьмёрку». Победная дуэль и примирение забылись, казались сущим пшиком. В уме его крутили пируэты колкости, услышанные на балу, и мерзкий, притворный смех высшего общества. Те, что были в масках, глумились сильнее всего. Не оставалось желания перекинуться приятностями с дамой сердца. Не оставалось сил даже отыскать её в пестроте хтонических образов. Такого позора даже в самых неудачных партиях не нахватаешься. Быстрее бы в квартиру, скорее бы забиться в угол!
Сзади послышался сдавленный кашель. Македоня машинально повернулся и к неудовольствию своему обнаружил Нестора в балахоне угольного цвета. Лицо того будто окунули в сахарную пудру.
– Что же вы смотрите, как на новые ворота? – сдержанно ухмыльнулся Нестор. На зубах его сверкнули накладные клыки.
– Ночуешь здесь, да?! – начал выходить из себя «баран».
– Что вы, я недавно вошёл, решил не спешить. Вместе веселее, – оправдался парень. И тут же с сожалением добавил: – Дрянной праздничек! Зачем объявлять конкурс на лучший образ, ежели победитель заранее известен?
– Так почти везде и всегда известен. Разумеется, кроме карт.
«Обманул. А как же шулеры? – Дульников глянул на себя через зеркало. – Да, истинный баран».
Бросил взор на бумажку. Стало заметно: часть должников вычеркнули из списка. Но неплательщик из 99-й всё ещё оставался на доске позора.
– А вы чего нас на восьмой решили отвезти? Не, читатель-то не запомнил, на каком мы этаже живём...
– Случайно, – раздосадовался Дульников. – Монсеньор Нестор, не одолжишь ли мне моток актёрской лески? Мне буквально два аршина. Она дома у вас осталась?
– Конечно же, осталась. Лежит с Панталоне в обнимку на балконе. Во как зарифмовал! Отец к пухто не велел сносить, оставил, как напоминание о былых деньках.
– И не показал бы ты заодно, милейший, как леской орудовать? Еë ведь слабо видно? К примеру, хочу костюм... костюм Джокера. Чтобы карты можно было достать в любой момент. Мне к следующему году. Костюм чёрный пока что, потом раскрашу, куда торопиться?!
Македоне стало противно, что он лебезит перед юнцом.
– Идёт, – кивнул Нестор. – Больно долго лифт едет, не находите? Наверное, чтобы мы диалог успели закончить.
– Угу… Так каков ответ?
– Уговорили, одолжу. Хоть моток, хоть шмоток. Только не задаром.
– Возьмёшь продуктами? Чайным грибом! Ядрёный, ещё отцовский. Многое повидал, видел все смотры Измайловского полка.
– Не, давайте лучше за услугу. Сможете замолвить обо мне словечко в одной редакции? Вы же раньше переводили для «Штиля», верно?
***
Встретились в привычном месте. Причмокивая, Жук долил себе наливки из графина, а затем с вопросительной надеждой бросил другу:
– Мож, попросить и тебе рюмку принести?
– Лучше попроси ещё раз протереть, Володь. У тебя под локтем кетчуп.
– Вот чего ты киснешь? Сказано же, приехала поздно, уже после героического побега барана восвояси.
– Да не из-за Наташи, – буркнул Дульников. Стул под ним заскрипел. – Противно от себя. Не сел вчера со всеми винтить – ломает. А ещё желал, дурак, на них испытать обманку. Нет, не шулер я. Не хочу ниже падать! Долгов выше крыши, ни шиша не нажил, один выходной костюм в шкапу.
– Македонь, я из десяти своих ношу только этот! – Массивные пальцы взялись за запонки.
– Ну ладно, куда мне ходить, кроме службы?! Перебьюсь.
– Покажешь, как карты вылетают?
– Сам толком не разобрался. Нужная не всегда попадается.
Дульников улучил момент, когда никто точно бы не взглянул в их сторону, и мотнул локтем. Из рукавного туннеля выглянула пиковая дама.
Жук ахал, охал, хвалил задумку, потом журил. И в конце взялся за лоб.
– О, голова старая, поделиться с тобой надобно: женюсь на прелестнейшей особе, – буднично сообщил он. – Достаточно побыл бобылём.
– Как?! Когда?
– Месяца через два. Приглашение пришлю. Заурядно и старомодно: венчание-гуляние.
– Это ты так продуктивно остался на балу?
– Типун тебе на язык. Официантка она, салфетки дали урожай.
– Здешняя?
– Не-а. В «Цыплёнок» только ради тебя захаживаю. Потом ещё догоняюсь тут недалеко... Одолжить тебе денег нам на подарок? То скорей для супружницы.
– Обижаешь, Володь. Справлюсь своими силами.
– Так на какие шиши ты его купишь, мот?
– Как раз зарплата придёт до бракосочетания. Всë, больше не притронусь к картам. Не то что за кон, даже вхолостую, на щелбаны – ни-ни. Клянусь честью!
***
Редактор «Штиля» Брамбеус сидел за дубовым столом спиной к свету и собирал из двух посредственных повестей одну, попеременно смотря на два листа, как хамелеон.
Десять минут ожидания пролетели, и Дульникова пригласили в кабинет.
– Отрадно, вы породили нечто новое, – улыбнулся Брамбеус, переводя взгляд на завёрнутую в трубочку рукопись.
– Здесь стихи молодого дарования Нестора Кукольника. Решил посодействовать ему в продвижении.
– Интересно-с. Молодчина, каждому птенцу-Гоголю по своему покровителю-Белинскому! Положите на край стола, ежели не затруднит. Вечером ознакомлюсь... Питаю надежду, что мне всё понравится. Не хочется ручонками лезть в чужие рифмы, но что поделать? А то один мне недавно: «Тут уникальное чередование женских и мужских», а по итогу такое нудное совокупление вырисовалось, даже под конец свадьбы не зачитаешь. Название у подборки есть?
– «Оксана в Оксфорде окстилась», – со стыдом выпалил Дульников.
– Бог с ней, с Оксаной, – хохотнул Брамбеус. Он посмотрел на полку серванта и указал пальцем на крайнюю книгу с красным торцом и золотым тиснением. – Будьте добры, подайте вон ту. Так, премного благодарю.
– Не за что, Осип Иваныч.
– Подсобите ещё? Подпорчу аппетит новинкою. Зачитаю вам фрагмент, оцените своим чутьём. Перо начинающего, судите по всей строгости! Так: «Древние греки различали несколько выражений любви: агапе, филия, пифос, ксифос, сифилис». Как считаете, остроумно или пошленько?
– Право, не знаю, барон. По молодости я и не такое мог сочинить, а потом пустить в народ. Ещё и с обличением порядков. Потом всё Третье отделение анонима искало в салонах, неделями в облавах высиживали.
– Чего вы, кстати, теперь затихли? При старом редакторе вы же что-то носили постоянно. И в мою бытность желторотиком в издательском деле тоже. За границей выходит куча новых романов: женские от женщин, женские от мужчин, иссекай-гаремники. Переводи – не хочу.
– Да как-то не до этого. Перевод много сил съедает.
– Зато платим достойно! Ежели хотите создать своё, но идей для нового опуса нет, могу подкинуть. Но чур, работаем в соавторстве. Главное действующее лицо – творческая единица, балагур, обожает язвить. И вот на Кавказе из-за женщины этот индивид впутывается в новую схватку. Против него настоящий стрелок, декаду отстоял на фейсконтроле в салунах Калифорнии, круче Толстого «Американца». Наш герой решает сфальсифицировать гибель, мол упал в ущелье, а сам бежит во Францию. Одна глава будет в Париже. Как у вас с французским, кстати?
– Что вы, барон, not my cup of tea. Я же Англией занимаюсь.
– А, точно. Тогда герой бежит в Альбион, опосля возвращается на родину, выдавая себя за промотавшегося богача. Финал банальный.
Неожиданно для себя Македоня по-детски захлопал в ладоши – уж больно идея ему понравилась. Плохо закреплённый туз на леске показался у запястья.
– Ох, а вы с козырями в рукаве ходите? – удивился Осип Иванович.
– Ааа, так это... мой костюм на Ночь тыковок, в шулера наряжался. Утром сегодня выбирал, в чём показаться. И перепутал этот с выходным. Надо же, какая оказия!
– Почему однотонный?
– Джокер из чёрно-белых комиксов, для Японии. Мангу их пока не раскрашивают.
Дульников попытался выдавить натужный смех, но тут же почувствовал отвращение.
– Истинный оригинал! Вроде кто-то говорил, вы быком или козлом были на маскараде, поразили свет, но это, видимо, в прошлом году, – Брамбеус начал неспешно открывать ящички стола. – Мне тут подарили новую колоду, роспись под хохлому, хендмейд. Перекинемся по-быстрому?
– Я в завязке, барон.
– Прошу, уважьте. А иначе обижусь… Вот, глядите какая!
© Aldebaran 2025.
© Иван Коберницкий.
В это утро всё прошло, как и раньше. Неумелый обманщик оправдывался, юлил, затем начал обвинять других. Македоня же крыл фактами и гневно грозил кулаком. В процессе сам по себе выпрямлялся средний палец. Славянофилы давно настаивали на использовании кукиша, полного мягкости, но руки сами делали выбор в пользу «фака».
***
Полупустой ресторан притягательно дышал ароматом еды для стаффа. Кажется, чечевичной похлёбкой. Дульников прошёл мимо забронированного стола, уже родного, и опустил монетку в автомат. Как назло, стейк из бобрятины оказался внизу списка, за буррито для веганов, прокручивать пришлось долго. Заиграла примитивная восьмибитная музыка, сводящая с ума посетителей казино, закрутились вишенки. Везение – выпала легендарка: блюдо приготовит сам шеф, а не внештатный сушист.
Володя Жук, упитанный франт в новенькой паре, подошёл как раз, когда официантка налегке удалялась от столика Дульникова. Первым делом он разрезал мясо с хирургической точностью, дабы оценить степень прожарки, и только потом протянул руку младшему товарищу, с недоверием поглядывая на него:
– Ох и лицо у тебя! Прямо в «Лигу справедливости» ставь, сразу за Чудо-Женщиной. Опять? Может, отменишь?
– Так меня вызвали, а не я! – ответил Дульников. Ему было немного обидно, что Жук всё понял без слов. – Знаешь, уличил одного полковника. Отставного, не бойся.
– Воскресный день, люди ещё дохрапывают, а ты уже в картишки режешься. – Жук стал говорить тише: – Полкан тоже хорош, словно по-другому вопрос нельзя решить. Знает ведь, бои... подушками запрещены.
– Нельзя иначе, раз никакой вселенской справедливости. Планируем разрешить наш спор тридцать первого октября, вечером. Моим секундантом будешь? Ну и переговорщиком.
– Буду, Македоня, буду. Только в толк не возьму, чего лезешь сам? Шепни соседу, мол, мухлюет вот этот человечек. Делегируй!
Жук повторно набросился на стейк дуэтом из ножа и вилки.
– Ты ведь набираешь ванну? Какого цвета обычно вода? – зашёл издалека Дульников.
– Ванна? Некогда нежиться, только душ, – с набитым ртом ответил Володя.
– А вот у меня ржавая, желтоватая. И общество, если позволишь сравнение, такое же. Кому нравится окунаться в грязь?! Среди картёжников много охочих надуть.
– С волками... Тьфу, переперчили. Говорю, с волками поживать, по-волчьи завывать. Вторым Некрасовым не заделаешься. Не играй!
– Не могу, я за столом себя отлично чувствую. Даже, когда не прёт.
Жук схватил салфетку, чтобы вытереть губы и вдруг с шумом уложил её плашмя, будто прихлопывая таракана. Из внутреннего кармана выудилось шариковое перо.
– Вдохновение, Володь?
– Хочу оставить официанткам свой номер. Это ты молокосос, на пятнадцать годков младше, ещё ходок. А нашему великовозрастному брату только в газеты объявления подавать: «Требуется рассада и подруга».
– Да ну тебя с твоими шуточками! – напористо выпалил Дульников.
***
Македоня поздоровался с консьержкой. Она вместо приветствия попросила помощи с кроссвордом.
– Как-как? Белорусская ведьма, семь букв? М-м-м.– размышлял он на ходу, спеша к лифту. – «Ведзьма»?
– О, подходит! И как у тебя получается, гений?!
– Что вы, Дарья Семёновна, не гений. Просто надо мыслить, как составитель. А я их столько насочинял!
Нестор, приятный молодой человек, поэт, сын бывшего кукольника, а ныне известного профессора, задержал лифт, не уехав в одиночку.
– Благодарю почтеннейше! – откланялся Македоня и через небольшое зеркало над рекламой провайдера посмотрел, не засалились ли кудри. – Мне на девятый.
– Тоже: мы на одном уровне, – пояснил Нестор.
– Пардон, думал, выше тебя живу.
Два тела медленно потянуло вверх.
– Глядите, неужто господа чиновники ждут, пока сам император оплатит?
Македоня повернулся и вперился в огромный список должников, висящий над обшарпанной стенкой. Рядом с номером его квартиры зияла кругленькая сумма.
– Да, безобразие, – выпалил он, краснея.
– А вы случайно у нас не в 99-й?
Дверь отворилась на лестничной клетке.
– Был рад повидаться, Нестор. Мне вниз, пока-пока. Запамятовал зайти в лавку за молоком.
***
Дульников сидел в забитом ресторане, рассматривая рукав рубашки. В ткани откуда-то взялось отверстие, будто проделанное дыроколом, ровное, как окошко подлодки. Сквозь него проглядывала смугловатая кожа...
Клеёнка выглядела сиротливо: на ней не стояло ничего, кроме тощей салфетницы. Персонал занимался другими столиками. Даже полтысячи раз виденное меню не оставили.
Жук немного припоздал.
– Ого, ты на диете? – смешливо произнёс он, отодвигая для себя стул. – А как же рябчик для арапчика?
– Не голоден. Угостили салатом коллеги.
– Сразу видно трудягу: вид уставший, грусть в глазах.
– Знаешь, Жук, нашёл в кармане соточку и поставил на перерыве. Продул.
– Никуда от напасти, больные вы! Помнишь, у Чехова служащие всем скопом играли на работе? Не с вас ли списал?
– У кого, Володь?
– Тьфу, голова старая, и правда. Как же Чехов мог вдохновиться вашим департаментом, если он сам ещё не родился?! Я-то купил подписку на базу роддомов Таганрога, мне сообщат.
– Да ну тебя с твоими шуточками!
Жук сделался серьёзным, как Бенкендорф при сватовстве у Захаржевских.
– Перестань играть, Господом прошу! Промотаешься – побираться пойдёшь.
– Да мне покер и винт даются. Ну, почти. Скоро полоса побед, скоро.
– Зависимость надобно лечить. Медика-мен-тозно.
– Друг прелестный, не настолько всё худо.
– Тогда попробуй заменители, игры с лутбоксами, там.
Дульников так томно выдохнул, что сдул со стола хлебные крошки, эхо плохой уборки.
– Володь, так, к слову, ездил к Беззубову?
– Само собой, в итоге сошлись на...
– Да ясно всё! – перебил Македоня, – не в первый раз стреля... подушками бьюсь. И ты уж какой раз отдуваешься.
– Как знаешь, – обижено промурчал Жук, теребя накрахмаленный воротник. – Только вот день неудачный вы выбрали. Бал не пропустишь?
Дульников совсем забыл о Ночи тыковок, западном празднике, который уравновешивал славянский день Ивана Купалы.
– А, Володь, дуэль на пять минут. Успеем.
– Всё равно времени впритык. Добираться ещё. Придётся костюм на себя напялить и так ехать. Повеселим твоего полковника.
– Костюмы? Детская забава! В обычном пойду.
– В парадном тебя на бал и не пустят: дресс-код. Будешь локти кусать, во фрак сморкаться, пока дама твоей мечты вальсирует с Вием. Или, на худой конец, с Хомой Брутом.
***
Карета попрощалась с зажжёнными фонарями на окраине города и вляпалась колёсами в грязистое месиво, что до дождя прикидывалось доро́гой.
– А тебе в пору рога, – отлипнув от окна, беззлобно подметил Жук. – Вылитый баран!
Сам он был в костюме богомола, довольно счастливого и откормленного богомола, пережившего супругу с хорошим приданым.
– Полно смеяться, – смущался Македоня. – Задолженность по кэ-у, полгода просрочки – вот и взял наидешёвейший.
– Коллегия иностранных дел зря тебе жалование перечисляет. Сразу давай бухгалтеру реквизиты игроков.
– Ну что ты как попугай? Повезёт мне скоро. В другом же везёт. Пули вон почему-то всегда мимо пролетают.
– Не будет сегодня пуль – я договорился. Сошлись на мирном режиме.
Карета подпрыгнула. Голова Дульникова соприкоснулась с крышей. Впрочем, рога, набитые ватой, смягчили удар.
– Какого лешего, Володь?!
– Ты выбрал секунданта, я выбрал условия. Хотел тебе выложить в «Цыплёнке», а ты отмахнулся. Будешь знать, как меня не слушать!
Второй дуэлянт, экс-полковник Беззубов, заранее прибыл к иссохшему и изрезанному финками (финками-гимназистками) дубу. Прятался от мороси полковник под зонтом, который любезно держал его секундант, молодой обладатель солидного военного чина, видимо, записанный в армию ещё до собственного зачатия. Распорядитель дуэли под просторным дождевиком приобнимал чёрный кейс.
Дульников и Жук выпрыгнули из кареты и подбежали к месту встречи. Вопреки ожиданиям, отставной военный и остальные участники действа не издали ни единого смешка. Все внимательно осмотрели карнавальные прикиды.
Беззубов крепко пожал сопернику руку. Смотря на Дульникова с каким-то раскаянием, он вымолвил:
– Давеча проводили на службу, в Папагию, внучатого племянника одного нашего. И представьте себе, мундир покупал сам, саблю тоже. Эполеты заказывал. Комплекты обуви пришлось брать. Дали только купон в Бесстыжие ванны, и то на одно посещение. Спрашивается, почему так? В наши очаковские времена всё казённое выдавали.
– Вот именно, ваше высокоблагородие, в наше время выдавали, – подтвердил секундант полковника.
Меж тем распорядитель достал из кейса виар-очки и старые пластмассовые пистолеты.
– Так это же от «Денди», – шепнул Дульников другу с воодушевлением. – Спасибо!
– Всё для тебя. – ответил Жук. – Два раунда: сначала пиу-пиу по уточкам, потом – по тарелочкам.
– За минуту управлюсь!
Македоне подумалось, что Беззубов согласился на заведомо проигрышное соревнование из чувства вины. Он ведь ретроград, из поколения, что не видит связи между прыжком и «Пробелом». Значит, почище вода пошла из его краника, почище.
***
Бессменная консьержка не успела открыть рот – Дульников пулей пролетел мимо, заскочил в лифт и жмякнул на «восьмёрку». Победная дуэль и примирение забылись, казались сущим пшиком. В уме его крутили пируэты колкости, услышанные на балу, и мерзкий, притворный смех высшего общества. Те, что были в масках, глумились сильнее всего. Не оставалось желания перекинуться приятностями с дамой сердца. Не оставалось сил даже отыскать её в пестроте хтонических образов. Такого позора даже в самых неудачных партиях не нахватаешься. Быстрее бы в квартиру, скорее бы забиться в угол!
Сзади послышался сдавленный кашель. Македоня машинально повернулся и к неудовольствию своему обнаружил Нестора в балахоне угольного цвета. Лицо того будто окунули в сахарную пудру.
– Что же вы смотрите, как на новые ворота? – сдержанно ухмыльнулся Нестор. На зубах его сверкнули накладные клыки.
– Ночуешь здесь, да?! – начал выходить из себя «баран».
– Что вы, я недавно вошёл, решил не спешить. Вместе веселее, – оправдался парень. И тут же с сожалением добавил: – Дрянной праздничек! Зачем объявлять конкурс на лучший образ, ежели победитель заранее известен?
– Так почти везде и всегда известен. Разумеется, кроме карт.
«Обманул. А как же шулеры? – Дульников глянул на себя через зеркало. – Да, истинный баран».
Бросил взор на бумажку. Стало заметно: часть должников вычеркнули из списка. Но неплательщик из 99-й всё ещё оставался на доске позора.
– А вы чего нас на восьмой решили отвезти? Не, читатель-то не запомнил, на каком мы этаже живём...
– Случайно, – раздосадовался Дульников. – Монсеньор Нестор, не одолжишь ли мне моток актёрской лески? Мне буквально два аршина. Она дома у вас осталась?
– Конечно же, осталась. Лежит с Панталоне в обнимку на балконе. Во как зарифмовал! Отец к пухто не велел сносить, оставил, как напоминание о былых деньках.
– И не показал бы ты заодно, милейший, как леской орудовать? Еë ведь слабо видно? К примеру, хочу костюм... костюм Джокера. Чтобы карты можно было достать в любой момент. Мне к следующему году. Костюм чёрный пока что, потом раскрашу, куда торопиться?!
Македоне стало противно, что он лебезит перед юнцом.
– Идёт, – кивнул Нестор. – Больно долго лифт едет, не находите? Наверное, чтобы мы диалог успели закончить.
– Угу… Так каков ответ?
– Уговорили, одолжу. Хоть моток, хоть шмоток. Только не задаром.
– Возьмёшь продуктами? Чайным грибом! Ядрёный, ещё отцовский. Многое повидал, видел все смотры Измайловского полка.
– Не, давайте лучше за услугу. Сможете замолвить обо мне словечко в одной редакции? Вы же раньше переводили для «Штиля», верно?
***
Встретились в привычном месте. Причмокивая, Жук долил себе наливки из графина, а затем с вопросительной надеждой бросил другу:
– Мож, попросить и тебе рюмку принести?
– Лучше попроси ещё раз протереть, Володь. У тебя под локтем кетчуп.
– Вот чего ты киснешь? Сказано же, приехала поздно, уже после героического побега барана восвояси.
– Да не из-за Наташи, – буркнул Дульников. Стул под ним заскрипел. – Противно от себя. Не сел вчера со всеми винтить – ломает. А ещё желал, дурак, на них испытать обманку. Нет, не шулер я. Не хочу ниже падать! Долгов выше крыши, ни шиша не нажил, один выходной костюм в шкапу.
– Македонь, я из десяти своих ношу только этот! – Массивные пальцы взялись за запонки.
– Ну ладно, куда мне ходить, кроме службы?! Перебьюсь.
– Покажешь, как карты вылетают?
– Сам толком не разобрался. Нужная не всегда попадается.
Дульников улучил момент, когда никто точно бы не взглянул в их сторону, и мотнул локтем. Из рукавного туннеля выглянула пиковая дама.
Жук ахал, охал, хвалил задумку, потом журил. И в конце взялся за лоб.
– О, голова старая, поделиться с тобой надобно: женюсь на прелестнейшей особе, – буднично сообщил он. – Достаточно побыл бобылём.
– Как?! Когда?
– Месяца через два. Приглашение пришлю. Заурядно и старомодно: венчание-гуляние.
– Это ты так продуктивно остался на балу?
– Типун тебе на язык. Официантка она, салфетки дали урожай.
– Здешняя?
– Не-а. В «Цыплёнок» только ради тебя захаживаю. Потом ещё догоняюсь тут недалеко... Одолжить тебе денег нам на подарок? То скорей для супружницы.
– Обижаешь, Володь. Справлюсь своими силами.
– Так на какие шиши ты его купишь, мот?
– Как раз зарплата придёт до бракосочетания. Всë, больше не притронусь к картам. Не то что за кон, даже вхолостую, на щелбаны – ни-ни. Клянусь честью!
***
Редактор «Штиля» Брамбеус сидел за дубовым столом спиной к свету и собирал из двух посредственных повестей одну, попеременно смотря на два листа, как хамелеон.
Десять минут ожидания пролетели, и Дульникова пригласили в кабинет.
– Отрадно, вы породили нечто новое, – улыбнулся Брамбеус, переводя взгляд на завёрнутую в трубочку рукопись.
– Здесь стихи молодого дарования Нестора Кукольника. Решил посодействовать ему в продвижении.
– Интересно-с. Молодчина, каждому птенцу-Гоголю по своему покровителю-Белинскому! Положите на край стола, ежели не затруднит. Вечером ознакомлюсь... Питаю надежду, что мне всё понравится. Не хочется ручонками лезть в чужие рифмы, но что поделать? А то один мне недавно: «Тут уникальное чередование женских и мужских», а по итогу такое нудное совокупление вырисовалось, даже под конец свадьбы не зачитаешь. Название у подборки есть?
– «Оксана в Оксфорде окстилась», – со стыдом выпалил Дульников.
– Бог с ней, с Оксаной, – хохотнул Брамбеус. Он посмотрел на полку серванта и указал пальцем на крайнюю книгу с красным торцом и золотым тиснением. – Будьте добры, подайте вон ту. Так, премного благодарю.
– Не за что, Осип Иваныч.
– Подсобите ещё? Подпорчу аппетит новинкою. Зачитаю вам фрагмент, оцените своим чутьём. Перо начинающего, судите по всей строгости! Так: «Древние греки различали несколько выражений любви: агапе, филия, пифос, ксифос, сифилис». Как считаете, остроумно или пошленько?
– Право, не знаю, барон. По молодости я и не такое мог сочинить, а потом пустить в народ. Ещё и с обличением порядков. Потом всё Третье отделение анонима искало в салонах, неделями в облавах высиживали.
– Чего вы, кстати, теперь затихли? При старом редакторе вы же что-то носили постоянно. И в мою бытность желторотиком в издательском деле тоже. За границей выходит куча новых романов: женские от женщин, женские от мужчин, иссекай-гаремники. Переводи – не хочу.
– Да как-то не до этого. Перевод много сил съедает.
– Зато платим достойно! Ежели хотите создать своё, но идей для нового опуса нет, могу подкинуть. Но чур, работаем в соавторстве. Главное действующее лицо – творческая единица, балагур, обожает язвить. И вот на Кавказе из-за женщины этот индивид впутывается в новую схватку. Против него настоящий стрелок, декаду отстоял на фейсконтроле в салунах Калифорнии, круче Толстого «Американца». Наш герой решает сфальсифицировать гибель, мол упал в ущелье, а сам бежит во Францию. Одна глава будет в Париже. Как у вас с французским, кстати?
– Что вы, барон, not my cup of tea. Я же Англией занимаюсь.
– А, точно. Тогда герой бежит в Альбион, опосля возвращается на родину, выдавая себя за промотавшегося богача. Финал банальный.
Неожиданно для себя Македоня по-детски захлопал в ладоши – уж больно идея ему понравилась. Плохо закреплённый туз на леске показался у запястья.
– Ох, а вы с козырями в рукаве ходите? – удивился Осип Иванович.
– Ааа, так это... мой костюм на Ночь тыковок, в шулера наряжался. Утром сегодня выбирал, в чём показаться. И перепутал этот с выходным. Надо же, какая оказия!
– Почему однотонный?
– Джокер из чёрно-белых комиксов, для Японии. Мангу их пока не раскрашивают.
Дульников попытался выдавить натужный смех, но тут же почувствовал отвращение.
– Истинный оригинал! Вроде кто-то говорил, вы быком или козлом были на маскараде, поразили свет, но это, видимо, в прошлом году, – Брамбеус начал неспешно открывать ящички стола. – Мне тут подарили новую колоду, роспись под хохлому, хендмейд. Перекинемся по-быстрому?
– Я в завязке, барон.
– Прошу, уважьте. А иначе обижусь… Вот, глядите какая!
© Aldebaran 2025.
© Иван Коберницкий.
