÷÷÷
Подкинь на розжиг мне соломы,
промозглый вечер извести!

За рамой город незнакомый,
осенний роздых,
к десяти
огонь зайдётся, к занавескам
спиной озябшей не припасть.

Тьма-рыба плавает без всплеска
среди столбов фонарных,
пасть
её ощерена по щучьи,
ухватит палец – пропадёшь;
любовь меж нами – это случай,
где постоянный вязкий дождь.

И не спасёшься от озноба
(мурашки – тысяча мальков),
хоть обжигающий лей кобальт
в проёмы плотных облаков.

÷÷÷
Разойдётся зима,
развернётся навстречу,
не сошла я с ума,
просто время не лечит.

Я глотаю не лёд,
тишину вековую,
боль сама не уйдёт,
пусть живу, но тоскую.

По истёртым камням
в основании речи,
где дрожит полынья,
и слышна издалече

бубенцовая быль
пристяжных на изломе.
Догорает фитиль
в архаичном проёме.

И зачем это всё?
Не понять, не растрогать,
будто в сердце вонзён
староверческий коготь.


÷÷÷
«О чем читать,
когда сама себе сюжет?»
Галина Гампер

Листая задумчиво книгу,
вдыхая словесную пыль,
заполнишь духовную выгарь,
отбросив полдневный костыль.

И, кажется, встав на пуанты,
а может, расправив крыло,
с повадками гордой инфанты,
проникнешь легко за стекло.

О время, утративших силу,
жалеющих жизненный прах,
когда бы не ты голосила,
а птица на стылых ветвях!

Куда там, охальникам веры,
до верхних твоих этажей,
где синим мерцает гербера
среди одиноких камней.

÷÷÷
Перекрёсток утерянной трубки,
под тускнеющий отсвет воды
тихо шамкает дождь мелкозубкий;
ощущение прядей седых
на деревьях, подверженных дыму.

Прах табачный, зола на ветру.
Окольцован, любовью казнимый,
силуэт, чей небрежно сотрут
серым ластиком. Осень взыскует
к несуразным штрихам впопыхах,
едкий дым продевая сквозь струи,
подавляя панический страх.

На трамвайные рельсы опустит
ногу осень в сыром башмаке,
светофорное марево в сгустках,
как язык октября. Налегке
ходят хмурые тучи по кругу,
над остывшей земельной дугой,
где пыхтит кочегар самокруткой,
разгребая иззол кочергой.

÷÷÷
Всю ночь в закрытое окно
стучится дерево от страха,
но человек так одинок,
что сам себе советчик, знахарь.

Готовит взвар из темноты:
шалфей, солодка, наперстянка.
Затёрто прошлое до дыр
и расфасовано по склянкам.

На фоне родины – скворцы,
вокруг – безумцы-птицеловы;
перетасуй хоть сотню цифр,
за счёт чужой не стать весёлым.

И не втащить на склон горы
скарб, не тебе принадлежащий...
Сегодня с южной стороны
летят слова из хмурой чащи.

÷÷÷

1.
Как застоявшаяся тина,
разладом вымученный спич;
и ни согреться, ни остынуть,
пока пытаешься постичь
в сырой ноябрьской поволоке
(хоть зубы стисни, но молчи)
цитаты осени,
далёкий расхлябан грохот.
От ключиц
восходит пар промозгло-синий
похожий на протяжный вздох;
совсем немного:
лёгкий иней
захватит нас двоих врасплох.

2.
И что с того, что время-осень,
волчица сытая с прогона,
как по команде, небо сбросит
за палисадник. Где застонут,
обмякнув пасынки цепные,
вонзивши пасть в земные недра,
увидев беглый снег впервые
под звук, грызущий руки, ветра.

3.
Деревьев чёрствые стволы,
пустые ветви, короеды.
пласты изрезанной земли,
которую не исповедать.
Ни причастить, ни окропить
в горчащей дымке, напоследок
целебный сбор травы купить
у несговорчивых соседок
и выпить залпом без слезы
(не навязав ни слова веры)
просторный – цвета бирюзы –
лёд ошарашенного сквера.


÷÷÷
Из беспредметных разговоров
растёт небесная трава,
и льётся дождь на землю скорый,
и произносятся слова.

Я их ловлю, как ловят воду,
подставив лодочкой ладонь;
и пусть не сразу и не сходу
постигну таинство имён.

И вот тогда, приблизив губы,
к тростинке полой изнутри,
ославлю чёрные зарубы,
где время силится творить

благообразную эпоху
немых свидетелей грозы...
И смертный свет, и суматоху,
и ново-ветхие азы.

© Aldebaran 2023.
© Максимычева Софья.