Альдебаран журнал о литературе

О вреде необязательного свечения

Петр Нелгунов

Рассказы
О вреде необязательного свечения
(рассказ)

Стульчаков и Перепрыжкин с удовольствием предавались праздной неге, когда разговор меж ними зашёл об анатомических чудесах строения человеческого тела.

– В ином месте сказано, – вознёс слово Стульчаков, – что мозг наш состоит из нейронных соединений, каковые нейроны – суть разные проводочки – обеспечивают нам наше, совсем сказать, – мышление. Процесс этот нехитрый, и состоит всего лишь из электричества, которое по тем самым проводам имеет свойство распространяться. И тут уж случайно природой так устроено, что упомянутые электрические импульсы не только несут в себе заряд нашей мысли, но и светятся разными яркими цветами, украшая наше внутричерепное пространство буйным фейерверком красок. Одним словом, думая, мы наперебой светимся внутри безо всякой на то цели, из одной прихоти.

Этот факт не находил должного понимания у Перепрыжкина, из-за чего он высказал осторожное сомнение:

– Фигня.

– В качестве материального доказательства я бы предложил вырубить окно у одного из нас на затылке. Для такого мероприятия нам всего-то необходим один знакомый врач.

Однако знакомых врачей не было ни у Стульчакова, ни у Перепрыжкина. Среди должностных лиц обоим вспомнился только пожарник Корытин, лишённый спереди трёх зубов подряд. К несчастью, Корытин не имел инструментов и навыков, требуемых для осуществления задуманного предприятия, но в целом был скорее доброжелателен к идее.

– В случае надобности я вас из шланга потушу, – любезно пообещал он.

Стульчаков и Перепрыжкин, не находя решения, стали скучать. День проходил без особого толку, когда одному из приятелей вдруг пришло в голову:

– Постойте, ведь у меня дома есть топор!

– А у меня окно! – воскликнул возбуждённо второй. Они переглянулись; невидимое из-за черепного барьера свечение заискрило у них в головах с особой силой.

Было решено рубить в голове отверстие и вставлять туда окно. Нехитрая по действиям операция осложнялась тем досадным фактом, что для её чёткого осуществления не хватало рук: один рубит, другой вставляет окно; мешкать не позволительно. Но их двоих – итак двое, так, что вырубать окно в мозг на самих себе рискует обернуться провалом. Необходим был третий – подопытный.

Засев в кустах возле безлюдной тропинки, Стульчаков и Перепрыжкин принялись рассматривать редких прохожих, привередливо подбирая себе нового товарища.

– У этого голова маленькая; того и отсечешь её всю ненароком, – говорил Стульчаков на одного.

– Этот явно идиот, там и светиться нечему, – отвечал Перепрыжкин на второго.

– Тут борода; к такому и с топором страшно подойти, – провожали они вместе взглядом третьего.

Наконец, выбор пал на тщедушную старушку, с неспешным усилием преодолевавшую тропинку. Стульчаков, как обладатель красноречивого стиля ума, попытался убедить её добровольно представить свою макушку для быстрого научного опыта, но старуха, кажется, впала в маразм и категорически отказалась им содействовать. Потерявший в первую же секунду терпение Перепрыжкин сказал просто:

– Чего церемониться, руби! – и выхватил наготове окно.

Старушка затряслась от ужаса. Блеск научного изыскания в глазах двух естествоиспытателей она приняла за сумасшествие кровожадных маньяков; топор в руках Стульчакова представился ей вместо инструмента науки – орудием убийства; а окно, ухваченное за раму Перепрыжкиным, высилось над ней как монумент безумию совершаемого преступления. Размахивая руками и истошно крича, старушка попыталась отбиться от непрошеного эксперимента.

Стульчаков и Перепрыжкин вступили с ней в борьбу, заламывая ей руки и стараясь лишить её равновесия. Двое крепких мужчин вскоре смогли одержать верх над немощной пожилой женщиной, повалить её на землю и обездвижить. Всё было готово для проверки устройства человеческого мозга на примере отдельно взятой старухи. Стульчаков поплевал на руки и занёс топор; Перепрыжкин крепче перехватил подготовленное окно.

С громким выдохом Стульчаков опустил топор на голову старушке и случайно её прикончил. Перепрыжкин от неожиданности выронил окно. В ужасе вытаращив глаза, они медленно переглянулись.

– А может, и не светится там ничего, – бросил едва слышно Стульчаков.


Древняя покосившаяся избушка

(рассказ)

Владимир Носович Свистушкин вёл правильную и рассудительную жизнь со строгим распорядком дня и высокими моральными критериями. Всё у Свистушкина получалось правильно и по чести, и никто не мог его ни в чём упрекнуть.

Но однажды, гуляя по какому-то лесу, Свистушкин, поддавшись раздражению от собственных мыслей, в сердцах плюнул на дерево. Внутри у Владимира Носовича тут же похолодело, а лоб покрылся испариной: загадил природу! Ещё долго несчастный Свистушкин приносил извинения каждому кустику и веточке.

А когда в романтическом порыве милая сердцу Свистушкина девушка поддалась его очарованию и позволила ему взять её небольшую ручку, Владимир Носович неловко затоптался и случайно отдавил ей ногу. Не вытерпев позора, Свистушкин закрыл ладонями лицо и стремительно умчался прочь.

Владимир Носович, вспоминая эти случаи, страшно переживал. Разумный ход жизни изламывался глупыми и непредсказуемыми оплошностями, исправить которые Свистушкин не имел уже никакой возможности. Неумолимое время запечатало грубые ошибки Свистушкина в летописи его жизни, делая их знаковыми ярлыками самой его личности. Ему так и виделось, как много лет спустя, после его кончины, на гробовой плите аккуратно напишут: «Свистушкин, который гадил в лесу и оттаптывал ноги». Сожаление и раскаяние становились невыносимы.

Не зная, как справиться с гнетущим грузом своих грехов, Свистушкин решил просить о помощи у мудрой и старой женщины, живущей на окраине зловещего болота. Её совет, надеялся он, поможет ему найти путь к спасению или хотя бы облегчит его страдания.

Семь дней и семь ночей искал дорогу к избушке мудрой старухи Свистушкин, страдал от жажды и мучился холодом, истёр ноги в кровь и загорел под футболку. Наутро восьмого дня он постучал в дверь покосившейся древней избы, поклонился в ноги отозвавшейся старухе и попросил её помощи в нелёгком вопросе, нависшем над самим существованием Свистушкина.

– Молвлю тебе, отрок, что и тысяча лет, прожитых по чести, не пересилят одной невинно отдавленной ноги, – отвечала ему старуха.

– Зачем же вообще так устроено, что любому порядочному человеку обязательно есть, чего стыдиться? – недоумевал Владимир Носович.

– А ты природу не суди, – погрозила пальцем старуха. – Она зря не пакостит, но над сделанным слёзы не льёт. А ты и сам, надо сказать, частичка природы.

Свистушкин только махнул рукой и даже не остался на чай. Всей мудрости старухи не хватило на то, чтобы заглушить сладкую горечь выпирающих ошибок, с издёвкой подчёркивавших избранную стратегию интеллигентной жизни. Владимир Носович с нетерпением продолжил убиваться и страдать, хрипло вздыхая о своих злодеяниях.

Через пару дней, правда, Свистушкин узнал, что случайно попал к умственно отсталой сумасшедшей старухе – сестре-близнецу мудрой старухи, которая жила чуть дальше в точно такой же избушке. Но легче ему почему-то не стало.


Срочное и важное
(рассказ)

Гергей Уранович был большим поклонником салфеток. У него был целый дом заставлен самыми разными экземплярами: от японских, с иероглифами, до египетских, с иероглифами. А без иероглифов не было, потому что на самом деле Гергей Уранович был поклонником не салфеток, а иероглифов. Ему нравилось, как это слово звучит: иероглиф. Как-то по-мужски так, значимо. Наверно поэтому в жизни ему всё удалось.

А вот Картина Робеевна Клык не всё в своей жизни успела осуществить. Была у нее мечта – прокатиться голышом на мотоцикле Юпитер-5 с коляской, в которой три кота, связанные одной веревкой, пили бы коньяк из глиняных бокалов. Но ей не повезло: она родилась в 16 веке, а тогда еще модель Юпитер-5 сделана не была.

С мотоциклами, кстати, у меня связана вот какая история: однажды я на них ездил. В принципе, всё.

А вот медведь Паша никогда мотоциклов не видел. Зато умел считать до тринадцати. За это его ненавидели все звери в лесу, потому что тринадцать несчастливое число для многих народов мира. Как завоет Паша свой устный счет, так и начнут все плеваться. Лучше бы, право, алфавит запоминал.

***
У меня на столе стоит лампа, а вот у неимущих людей нет лампы на столе. У них и стола-то нет. А что у них есть? Ничего у них нет. Я очень переживаю, что у них ничего нет, а у меня лампа на столе. Так и думаю порой: выкину лампу к чертям, да и стол в придачу! Но никак не решусь. Все думаю: а вдруг тогда кто-то мою лампу возьмет, и станет, как я с лампой и столом, жалеть меня, без лампы и стола. А это очень больно, знаете ли, за людей страдать. Никому не пожелаешь. Это я лучше сам тогда, чтобы неимущие не волновались.

***
Между тем у моего знакомого прыщ выскочил на лице. Большой, жирный, с усами и в шляпе. Представился Веркастом Петровичем. Славный, кстати, парень, компанейский. Мы с ним часто выходим проветриться. Работу себе нашел, машину прикупил. Скоро даже свадьба, говорят. Прямо как по Гоголю: только не шинель, а прыщ.

***
По ночам у Каруселя Артемовича была сильнейшая отрыжка. Соседи в страхе думали, что это второе пришествие, и заговели. А другие соседи подумали, что это ночная посиделка Каруселя Артемовича с алкашами, и заговнились. А третьи соседи ничего не подумали, потому что были глупые. И сын у них на двойки учился, таблицу умножения не знал. Тупые были соседи.

© Aldebaran 2023.
© Петр Нелгунов.