стружка

эти тени под глазами эти медленные руки
нам не сдать зиме экзамен
нас не взяли на поруки

и не в жилу божья помощь
мало в детстве нас пороли
позывные и пароли растеряли не упомнишь

скоро сказка станет басней
вечный вечер смотрит волком
с каждым выдохом опасней на снегу хрустящем колком

наши горы наши горки
мы застряли в средней школе
не пойму о чем ты что ли этот кофе слишком горький

обнимающим друг дружку
выжить бы не до блаженства
здесь мороз снимает стружку ради жести ради жеста

ветер бьётся взвыл и замер
как в предчувствии разлуки
эти тени под глазами эти медленные руки

побелеет дом наш дачный
память снега все острее
круг вращается наждачный все быстрее все быстрее


рецидив

ты срезанных цветов мне не носил
боялся этой выморочной смерти
растить свои – ни времени ни сил
вот и храню два лепестка в конверте

прими и ты – сентябрь из первых рук
привал бесстрашных в золоте и дыме
но ты рисуешь круг
рискуешь в круг
и сумерки становятся седыми

мгновенно отрастает борода
у каждого из местных анекдотов
мы оставляем наши города
но не находим нужных антидотов

лиха беда начало – вот те крест
а я всё песни пела суп варила
и тьма окрест я помню этот квест
как дрейфовала наша субмарина

ты с чабрецом бодяжишь анашу
друзья дивятся ах неосторожен
а я наш страх под сердцем уношу
минуя лапы пристальных таможен

коньяк воздушно-капельным путем
последний гусь в счет будущего года –
с тех самых пор мы в прошлое бредем
где на двери болтается щеколда

спасительного жара нацедив
поди вернись скорее отнеси ей
ведь что такое осень – рецидив
страна больна бедой и амнезией

святые девяностые в аду
кто нас учил теплее одеваться
мы молоды и к нашему стыду
мы счастливы
раз некуда деваться


не нашедшие моря

а едва за порог – и опять на ходу замолчишь, как
наберёшь в рот воды, а она – не живая.
мой слепой поводырь,
иероглиф на солнце, мальчишка,
я иду за тобой, толпы верных врагов наживая.

что нам дом, мой хороший – соринка в глазу горизонта,
да предательский отблеск тревоги.
ты стоишь, огорошен – стирается линия фронта,
но врастают бинты в онемевшие руки и ноги.

что нам дым по-над Обью – всего лишь седеющий ветер,
потускневшее эхо в опале, сиротская гордость
здесь к любому снадобью такой сладкой дури навертит,
что выходишь на шепот, на голос.
не целясь – попали

в наши вещие песни – слова, из которых начало
молчаливые речки возьмут, не нашедшие моря.
до весны – хоть ты тресни, а смотришь – опять укачало:
не попасть нам, не целясь, в страну для не ищущих горя.


никого не прощая

выходили из круга, говорили о разном
забывали друг друга наши мальчики в красном
наши девочки в белом, провожая – прощались
обведённые мелом больше не возвращались

вон – пустые дома, как несданная тара
так и сходят с ума, нам чего не хватало

время корчится в схватках, выпуская из пасти
ужас в детских кроватках, ядовитые сласти
габардин горизонта в кровоточащий рубчик
а какой в том резон-то, что ж ты медлишь, голубчик

под собой сук рубя, выживать тяжелее
никого не любя, никого не жалея

все остались довольны полем чистым не минным
сроду страшные войны достаются невинным
некапризным, негордым, невезучим и сирым
к тихой жизни не годным – дай же, Господи, сил им

хлеб крошить голубям, завтра не обещая
никого не губя, никого не прощая.


ломка

то ли ангел с небес посаженный на иглу
в предвкушении света белого навесного
оказался ни разу не падшим
не так уж глуп
по большому счету затеял в сердцах игру
то ли снова

стынет кровь с молоком дорогою в облака
прикипевшая к килобайтам и децибелам
кочевого норд-оста транзитом на Абакан
под линяющим флагом, который не стал
пока
белым-белым

нас не много тут по периметру в два ряда
вот и носит земля до срока
не слишком рада
не умеющим в поле нечистом зазря рыдать
чередою кукующих призраков забредать
в сны комрада

самопальная дурь
опальная смерть в шприце –
в кайф двуглавая птица мечется, залетая
на палёном сырце, снова взятая на прицел
жизнь с чужого плеча на каждом её птенце
как влитая

отбываем по жизни в хлипких товарняках
всем приходом
по следу беглого счастья злого
матереет тоскующий клоун в проводниках
но в конце тоннеля нам светит наверняка
то же слово


западня

курам на смех дружок последние наши дни
вот и тени растут смотри достают до ставен
в этом поезде мы ведь странствуем не одни
у кого бы спросить куда же он нас доставил

стать последними из просившихся на постой
проповедовать от балды то любовь то ярость
нянчить город видавший виды пустой-пустой
наше прошлое набродилось тут настоялось

замахнуть бы на брудершафт
не боясь прослыть
удивляться как будто вот лишь глаза разули
перекрестков твоих проспектов твоих послы
нахлебавшиеся сибири cвоей лазури

горе горькое в трижды треснувшей кожуре
мне тебя не обнять смотри – рукава зашиты
не оставить следов вскипающих на жаре
не помочь отыскать друг друга воды защиты

от нездешних молитв ползущих на запах дня
от унылых менял что радость дают по квотам
здесь последняя наша родина западня
а когда постучат мы уже не узнаем кто там


пока идут

война войной, а город словно снится нам
пусть нет верней лекарства от морщин
весна красна в чужом платочке ситцевом
встречает растерявшихся мужчин

по жизни не взрослеющее воинство
прикрывших нарисованный очаг
где так самозабвенно пьётся-воется
где стынет свет в зажмуренных очах

где помнят, чьи следы между сугробами
дымятся – что сгорит – то не сгниёт
жаль что своих под выцветшими робами
не разглядеть пока не треснет лёд

пока танцуешь на скрипучей наледи
вбирая воздух, словно чистый спирт
и только умирать выходишь на̀ люди
где кто-нибудь непрошеный не спит

постой, господь, не жги, не вынимай чекѝ
пока клянусь в нечаянном родстве
пока бредут мои слепые мальчики
в навстречу им распахнутый рассвет

© Aldebaran 2022.

© Пузыревская Лада.