Небо задирает юбку
Юралга Норд
Сказки
Бешеная звезда
А по ночам дома вытягивают курьи ножки и разминаются неторопливо. У них дело есть.
Прилетела в незапамятные времена маленькая звезда. А это была такая звезда шебутная, что остановиться никак не могла. Всё рушила на своём пути, даже то, что любо ей.
А дома на курьих ногах хороводы водить умеют так, что все хороводоведы завидуют. И кто-то предложил, чтоб дома эту звезду захороводили.
Вот она и летает кругами, а дома бегут вместе с ней. Побегает дом пару часов, устанут курьи ноги – возвращается в свой город отдыхать. А домовладельцы спят в это время и не замечают ничего.
Только разве летает кто во сне – иногда увидит сквозь закрытые глаза, как сияет та маленькая звезда, вечно пляшущая. И встряхивает при пробуждении такого человека, если дом на скользкий камень наступит.
А учёные на это посмотрели-посмотрели – коллайдер построили.
Тёмноводный моралист
Тёмная вода иной раз и пропустит луч солнца, а иногда скроет своего обитателя в полном мраке. А рядом пляж, кукурузу продают, музыка играет – отдыхают люди, не подозревая, что...
Устроил себе дом в тех водах один морской обыватель – проковырялся из какой-то глубокой пещеры, где сотню лет просидел, света солнечного боясь.
Прибыл и сердится: как все безнравственно делается-то!
Кукуруза, кричит, дорогая слишком! Как смеете обирать честных граждан до последней нитки?
Ноги голые! Обомлевает: проваливаться вы должны сквозь землю от стыда!
Или вот человечья особь тихонечко, под водой, другую человечью особь за мягкое ухватывает. Как вы очерствели и прогнили, люди! Подплывает он к такой человечьей особи и цоп за палец. А другую особь – за мягкое. А чтоб неповадно было.
И поймали же как-то его, вредителя. В банку усадили, на стол с кружевной скатертью поставили и смотрят в шесть глаз. А у Моралиста от потрясения озарение случилось.
И вот плещется он в банке и булькает оттуда: фабрики – дворникам! Детям – самосвалы! Мир, астролябия, тормозная жидкость! Вдохновляйте санитаров! Красота спасёт сыр! Пьяное повидло! Дети порога! Побойтесь ногу!
Отпустили его, конечно, в море потом. Он и не в обиде – кормили хорошо, любили, телевизор показывали.
Зайдёшь, бывает, в воду; нырнёшь, отплывёшь подальше от берега – а из глубины тёмных вод слышно торжествующее:
– Не-е-е-е судите по газонам!
И цоп за мягкое.
Дегустатор селёдок
Один кот как-то раз из бочек надегустировался и решил запить водой. А его уже все дождевые тучи знали и стороной обходили – а-то как приложится, так всю тучу и вылакает, а надо же и сады с огородами полить. К реке бросился – убежала река, длинными ногами по сухой земле перебирая. Приник было к озеру – русалки повылазили и хвостами отшлепали по вздыбленной спине.
А тут мимо комета пролетала. Смотрит – кот мается. Она его и приняла на борт. Я, говорит, жизнь разношу по галактике. Дай-ка и тебя куда-нибудь разнесу.
Спит кот в морозной кометной глыбе, сны видит про новые планеты – там и вода, и сельди – пусть с десятью глазами и ложноножками, но сельди же! И, может быть, моря не такие соленые.
Русалка
У русалки сорок слёз выпало из левого глаза и двадцать три из правого верхнего.
Встряхнулась над ручьём береза, по шею в воду ушла: русалка слёзы развешивает на ветвях. Как солнце взойдет – будут слёзы сушиться, выцветать и блекнуть.
"И вот была я девица, и был дар у меня: водою повелевать я не умела. Там, где мать чашку поставит – опрокину я её. Отец принесёт воды – разолью я воду. Стану мыть пол – свалится ведро с лестницы. Где хоть капля натечёт – наступлю в неё босой ногой. Мимо кувшина проходить стану – медленно тот кувшин падать будет, а в руках трепыхаться станет, скользить, не удержать его никак, коли вода внутри.
И тонула я – озеро опрокинулось, вверх дном перевернулось, накрыло меня..."
Пройдет по земле человек, берёзы перебудит, в овраге заляжет, девицу приласкает. В кармане платок понесёт, из русалкиных слёз вытканный. Продаст на ярмарке – школьникам на игрушки. Расстелют платок на учительском столе – ни один сосуд не устоит на нём, всё упадёт, всё разобьётся: и чашка фарфоровая, и кофейник глиняный, и бутыль стеклянная, и эмалированный таз.
Марина
Сначала пишется сказка про девицу волшебную, на радуге пляшущую, но это и не сказка вовсе, а скучнота – сколько таких историй, плотно вросли в бумагу, крепко держатся.
Или сказка про царицу, которая сидит за синими горами, в синем лесу, в синем доме – и мудро своим народом правит, и любовью всеобщей располагает, и вся такая удивительно-воздушно-восторженная... тьфу, не сказка, а сахарное печенье с изюмом!
Лучше расскажу про Марину. Только и это тоже не сказка, а самая настоящая быль.
Занимается Марина ремонтом электродрелей. Золотые у неё руки, дрели так и поют в них, ещё лучше работают, чем до поломки.
Подберёт волосы синей шелковой лентой и за работу садится. И контактные щётки приладит, и подшипники заменит, и якорь перемотает.
Редко Марина из дому выходит – заказов много. Будто б специально народ дрели ломает, чтобы только её увидеть.
А тут как-то раз на крыльцо вышла – носки развесить на веревку. И смотрит – лежит сломанный инструмент: корпус раскрыт, двигатель помят, кнопка болтается. И рядом сухой цветок.
Заплакала Марина, отнесла дрель в дом, стала чинить. Работает и баюкает, утешает, колыбельные поёт.
Отнесла исправную дрель на крыльцо, и спать пошла.
А на следующее утро смотрит – та же дрель. На этот раз сетевой шнур вырван, шестерёнки в редукторе покорёжены. И три сухих цветка рядом. Марина шестерёнки со шнуром заменила и снова на крыльцо вынесла.
На третье утро выходит Марина на крыльцо – дрель! В куче сухих, сломанных, мёртвых цветов. Корпус у дрели измят, пластик оплавлен. Стала разбирать – а внутри ни одной целой детали нет!
Люди потом видели: садится Марина в поезд дальнего следования, со свежим букетом в руках, каштановые волосы распущены.
А на крыльце у неё нашли ту сгоревшую дрель и синюю шелковую ленту.
Той весной ни один цветок в городе не зацвёл.
Длинный день
Шёл человек через длинный день, а сверху две луны за ним гнались. Блёклые две луны были и прозрачные, подцепились к волосам сзади, протянули паутинку и питаются.
Человек шёл-шёл. Смотрит – стоит Комбинат. В одно окно влетают облака, а из другого – готовые люди выпадают. У людей волосы только все седые да ноги босые. Вылетела ещё собака, вообще глупая, вместо ошейника повязаны провода телеграфные.
Из третьего окна, под самой крышей, высунулся Директор Комбината: не наш ли это товар сбежал и бродит тут, смущает всю поставку? Тут уже и люди облачные глазами хлопать начали. Пришлось ноги уносить. Убежал человек, а две луны немного ярче стали. Плывут за ним на паутинке.
Дальше человек пошёл. Увидел мост через море и решил перейти. А под мостом снизу самолёты висят вниз головой и частушки поют, а один гидроплан на баяне играет. Прислушался человек, о чём поют – всё про пассажиров, конечно. Например, как одна длинноногая тетя в синей шляпе зашла в салон и стала всех угощать дикобразовым пирогом, да вот вся не поместилась. Так и пришлось взлетать, ноги в окошко высунув. Но тут остальные самолёты недовольный шум подняли и порвали баян. Не узнал человек, чем закончилось. А две луны чуть потолстели, а паутинка удлинилась, вытянулась, почти не видно её.
Перешёл человек море по мосту. День долгий, а всё ж к закату клонится – и в сумерках уже вошёл в тёмный лес. Смотрит – висят на ветках жестяные тазы, и в каждом тазу рыбы гнезда свили, а в некоторых – черви. Рыбы детей червями кормят, а черви своих детей – рыбами. И еще мороженое в овраге растёт, в лопухах.
И дети рыбей, и дети червей не хотят жрать, что родители принесут, а хотят только мороженое. Человек слазил в овраг, мороженого набрал и всем детям раздал. Там новое сразу выросло, и назавтра хватит; но тут главный червь и главная рыба его за шкирку взяли и на ветку повесили. У нас, говорят, естественный порядок вещей, а мороженое для дураков вроде тебя растет. День поешь, два поешь, а на третий – сам рыбой станешь.
Тут две луны совсем уже напитались и паутинка порвалась. Окунулся мир в ночь, расползлись черви по жестяным тазам.
Вышли луны на небо, большие и яркие. Стоят там и светятся, будто сами по себе.
Красивые такие.
Моряк
Кот-моряк, старый и видавший многое, пришёл в кабак и рассказ заводит о морских тварях, которыми съеден был. У него в записной книжке всё разложено, всё по порядку:
Balaenoptera musculus – 2 шт.,
Architeuthis – 5 шт.,
Thunnus – 3 шт.,
Physeter macrocephalus – 2 шт.,
Leviathan – 1 шт.
Как же ты выбирался каждый раз? – спрашивают его.
А он умолкает и смотрит в грязное окно – там белая звезда встаёт над горизонтом и дует солёный ветер.
И корабли уходят в море снова без него. Снова, снова.
Лидия и березы
В четыре часа утра Лидия встаёт, берёт лейку с кормом и идёт поливать свои берёзы. Они, завидев её, весело извиваются и растопыривают ветки. Иной раз можно бросить берёзам кусок вяленой рыбы, иногда не откажутся и от конфет, всякое бывает.
В десять утра Лидия включает берёзам фильмы про любовь, в двенадцать – читает им лекции по культурологии, в два часа дня танцует между ними с голым животом.
В четыре часа дня – зашивает им раны, чистит им зубы, полирует им когти.
В шесть часов вечера Лидия начинает заворачивать берёзы в пледы: темнеет рано...
Как-то раз поехала Лидия за свежим мясом для берёз, не дождалась парома – а вот и они, из воды вылезают, обниматься лезут. Так, верхом на берёзах, и вернулась в свой сад.
Прелесть, какие березы у Лидии!
Сестра Сириус
Звёзды плотно набились в грузовик и он стал неспешно взлетать, размахнув зеркальные крылья от горизонта до горизонта. Бегство затянулось: необходимо было помнить об осторожности, весь Свод просвечивается.
Моей сестры не было с ними. Она спряталась за багровым временным пластом и теперь провожала взглядом удаляющиеся фонари. Пока моя кожа полыхала красным – как же больно мне было гореть! – она беспокойно чертила знаки на песке, но я знала, что она всё сделает правильно.
Я переживала последние моменты Трансформации. Из впадины, где я лежала, было видно, как сестра спускается по склону. Какой большой она мне сейчас показалась! Какой величественной и необъятной!
Она взяла меня на руки и прижала к груди. Всё будет хорошо, милая сестра. Мы еще успеем их догнать. Я бы никогда не оставила тебя здесь одну, сказала Сириус А.
Холодильник
Один человек сплёл холодильник из цветов тысячелистника. Хороший получился холодильник! На холме стоял, звёзды по ночам им любовались, солнце – днём.
Бывало, сядет человек рядом, приобнимет холодильник – хорошо! И спина, от работы горячая, сразу перестает потеть, чесаться и мучиться. А в холодильнике уже ждёт свежайшая сельдь с луком и квасу кувшин.
А прилетели потом пчёлы холодильник опылять. Долго опыляли, много цветков там. Опылили и дальше полетели, им-то что, они не знают холодильник, они знают только цветы.
И как-то так вышло, что целый луг в следующем году стал тысячелистниково-холодильниковый.
Работают в поле люди, трудятся, а по вечерам холодильники обнимают и селедку едят, квасом запивают.
Хотела бы я жить в той местности! Но её давно уже океан своими волнами укрыл. Ищут водолазы, ищут археологи, да найти не могут.
Песня для убывающей луны
"В той местности народ живёт дремучий – на убывающую луну песни поют, провожают. Будто бы эта луна уже не вернётся никогда, а народится уже другая, свежая и чистая. Чем меньше серп, тем горестней песни: проводы у них невероятно артистичны... Истончится лунный серп, и тогда они станут писать на бумаге о своих грехах и печалях, бросать свои записки в священное озеро, целясь в слабую лунную дорожку.
Считается, что убывающая луна забирает в мир мёртвых всё, что тревожит, гнетёт, отравляет.
Если же не бросишь записку – возьмет тебя".
Небо задирает юбку
Выпусти меня, говорит человек. Хочу, говорит, в ночь окунуться, март начался уже, в марте по ночам летается иначе. И солнце уже зашло, и окна в домах засветились, а хочется прыгнуть и застрять в темноте, мимо Луны пролететь и облаком обвязать шею.
Небо смотрит на такого человека и вроде бы всё понимает. Нет у неё способности летать по ночам: сидит в тишине, в пустоте, в одной из середин мироздания.
Задирает юбку, пока никто не видит, чтоб человек вышел из дома, вышел из города – дать ему пинка, чтоб взлетел и запутался у неё в звёздных волосах. А потом вытряхнуть бы человека из волос, пусть дальше летит – туда, где хранятся на внемирных складах зимние льды и запасные травы для лета. Пусть там походит, посмотрит, запишет в свои дневники, пусть проснётся сказочником, пусть будет знать, что это всё сон.
Кого же ещеёлюбить и вечно выгонять за пределы бытия, как не сказочников.
Скрепки
Я иду по берегу и нахожу в чёрном песке скрепки.
Волны на берег накатывают, скрепки умывают. Блестят скрепки на солнце, как маленькие драгоценности. И сразу понятно, кто какую скрепку уронил и почему.
Вот лежит скрепка большая и зелёная, ровная, красивая. Её здесь оставила кассирша из ближайшего гипермаркета. Несла она домой пачку вчерашних газет с распродажи и скрепила их вместе, да газеты оказались сильнее, свободолюбивее, чем думалось. Разлетелись в разные стороны. Вон зарывается в песок полоса про налоги, а вон на волнах качается большой календарь с котятами. Где налоги, а где котята, да? А вот, в одной газете они мирно могут под одной обложкой жить. Иногда заглядывают друг к другу на страницы. Котята тянут шеи на третью страницу с шестнадцатой: налоги, мямямя, как вы там? Да растём, растём, – лениво отвечают налоги. И мы растём! – радуются котята. И становятся друзьями навек, пока газетные листы не решают за них – разлетаются по всему берегу ненужным мусором.
Кассирша ушла, не собрав всех газет, а скрепка вон лежит.
Или вот ещё одна – погнутая, побитая скрепка. Это проходил усатый мужчина с контрабасом, а скрепка держала ему штаны. Не задалось у него с работой, ноты не идут и кусок в горло не идёт, вот и стали штаны больше мужчины, и пришлось их скрепкой удерживать. Да увидел, как светит маяк из дальней бухты, да как бросился, наверно, плясать – слетела скрепка, слетели штаны, а может, и сам слетел куда-то. А может, взлетел, бесштанный и свободный. Так ведь было?
А вот ещё скрепка валяется. Эту уронил бог, и это был Второй Закон Термодинамики. Устав следить за нагреванием тел и энтропией, он бродил по этому берегу, проверяя ученые рукописи – так и упала скрепка в чёрный песок.
Если бы ты их нашл, думаю я. Чтобы она не читала по вечерам просроченных газет, чтобы с него перестали сваливаться штаны. Чтобы они шли по колено в волнах – сорокалетние, молодые и звенящие. Если бы ты нашёл их, отвлёкся от своих божьих дел и сказал – благословляю!..
Робот
Они велели свернуть исследования. Лаборатория закрыта уже неделю, пропуск отобрали. Окна заблокированы, невозможно увидеть, что происходит теперь внутри.
Было много шума, но потом всё утихло, исчезли публикации из газет и Интернета; даже говорить об этом стало опасно. Я скрываюсь в заброшенном здании, нацепивши парик, чтоб ни одна рыжая прядь не выскользнула, легко будет опознать... А в какой-то соседней стране против нас ополчились очередные блюстители нравственности, нами пугают, угрожают; назидают, упоминая нас; проклинают нас.
А я все вспоминаю тот момент, когда ты открыл металлические глаза и произнёс своё первое слово; и это слово, обращённое к твоей создательнице, было не "мама".
Это слово было – "люблю".
Ворона
Уже близится рассвет, гудит где-то поезд, чёрные деревья почти не шумят. Под большой елью валяется обожравшаяся Лиса и лениво щурит глаз.
В лесу почти тихо.
Только Ворона на ветке рассказывает, как победила депрессию, приняла своё тело и полюбила себя.
Горячая земля
Есть одна земля, где дожди падают оземь и сразу же высыхают. Плохо там с дождями. Слишком горяча земля, слишком горяч воздух – только пролилось, тут же ничего нет.
У меня там двое друзей живут. Улитка-с-ведром и кошка Тяпочка.
У Улитки нет раковины, потеряла в воздушных боях. Кошка Тяпочка отдала ей старое ведро, покрытое эмалью.
Когда я у них была в последний раз, все ждали прилёта астероида по имени Синий Мор. Он должен был погубить всю планету, но на подлёте увидел, как плохо с дождями, и ему стало жалко. Он взорвался в атмосфере от жалости, а остатки упали где-то на безлюдной равнине.
Дождей не прибавилось, как высыхали, так и высыхают до сих пор.
И Тяпочка мне пишет грустные письма, а Улитка-с-ведром не пишет больше. Очень её взрыв Синего Мора поразил – до той степени, что ушла она на гору и села там медитировать. Бликует эмалированное ведро на свету, Улитка подношения принимает. Совсем святая стала.
Сестра
У моей сестры тысяча лиц и тел, ноги в холодной воде, тонкие руки и глаза светятся в темноте.
Моя сестра никогда не рождалась и никогда не погибнет. Тысячей ртов смеялась, в тысячу дев превращалась, тысячу раз со мной прощалась.
Моя сестра всегда была воином, а я – так себе, хоть и старше на несколько лет. Она не давала мне впасть в отчаяние, а сама пропадала – и я не умела спасать, только спички считала, в окна брошенные нашим страхам на растерзание.
Я скучаю по ней, тоскую по ней днём и ночью; становятся тени длинней и вижу воочию: идёт в белом платье взять меня за руку.
В пыльном окне автобуса солнце валится, усталое и пьяное; я лежу среди пижм и чертополохов в шавасане; как теперь звать тебя? Анной? Еленой? Алисой? Марией? Мариной? Может быть, Яной?
Чёрный берег (история о смерти)
Там люди выходят из лодок и бредут по краю большой воды. За людьми идут тени их теней, и большая луна грызёт им волосы.
Человек бросает в море остриженные ногти, и они сияющими звёздами взрывают волны.
«Когда я был там в последний раз, они рисовали на песке песок».
«У одной скалы были ноги, торчащие в небо. Родители никогда не пускали меня забираться туда. Они говорили, что я пока не могу этого понять. Они сами ходили к тем ногам».
«Мне рассказывали, что по волнам может прийти собака с горящей спиною, и нельзя на неё смотреть. Если встретишься с ней лицом к лицу, нужно потереть песок между пальцами и бросить ей в глаза, приговаривая при этом: «мешок, полон кишок».
Собаку я видел, но слова никак на нее не подействовали. Она просто пожрала меня, и я теперь говорю из её нутра. У нас здесь огород».
К дереву прибита доска с объявлением: «Пришёл – привяжи тень своей тени к дереву. Кирпич и орлы».
Снизу приписка: «Орлы по пятницам отменяются»;
Люди идут на чёрный берег, остановиться не могут. Тощие облака тонут в море. Дымятся костры и спинами горят собаки.
***
Луна упала в волны, и со дна пошли белые мерцающие пузыри. Теперь окончательно завершился день, распахнулся чёрный шатёр над водой, расползлись по нему сияющие черви, термоядерными своими ртами превращая водород в гелий, прожигая дыры на плотной ткани неба.
Там, где упала луна, беззвучно прошёл по воде белый холодильник, и у него на душе было грустно, пусто и неспокойно.
***
Дневной свет погибает, волны делаются серыми. Берег поёт. Чёрный берег поёт. В глубине поют ноги мертвеца, и мертвец светит зелёными глазами во тьме. Пусть поют рыбы, пусть поёт морская капуста, пусть поёт в небе бульон микробов. На чёрный берег идёт большая зима, теряя белую кровь. И чёрный берег поёт.
Она лежит по пояс в воде, у неё в ногах торчат иголки. Глаза пустые, и тень её тени ходит вокруг, чертит на песке только одну букву, которую знает, и большая буква заполоняет весь берег, а потом распространяется на скалы, небо и чаек. Большой корабль стоит на якоре, у корабля горит парус, и снег не может этого огня затушить. А она лежит по пояс в воде, её кровь пьют рыбы, а в глубине лежит зелёный мертвец с зелёными глазами. И ей на глаза падает снег. И чёрный берег поёт.
– Аааа, оооо. Аааа, оооо, ааааа... – Поёт чёрный берег.
Почему в эти дни, в эти часы, в эти минуты и каждую секунду я так сосредоточенно и отрешённо думаю о смерти!.. В каждом кирпиче, в каждой маршрутке, в каждом доме, маяке, фонаре, листе опавшем сияет ослепительная смерть. Смерть ходит по улицам, обнимая людей, и человек чувствует: я жив, я жив, привет. Дай мне свою руку, я запомню твои глаза. Дай мне твою ногу, я запомню твою походку. Дай мне твоё всё, я буду ждать тебя вечно, я не узнаю, когда ты придёшь. И чёрный берег поёт.
Мертвец выходит из воды и ложится рядом с нею. Здесь ничего нет, кроме берега, скал, моря и горящего корабля. На них падает снег - и тает, тает, тает. И ааааа, оооо, ааааа, ооооо. И тени ходят по воде. И горит корабль. И падает снег. И падают слепые звёзды. И падают орбитальные станции. И падает в чёрные дыры звёздная пыль. И планета с чёрным берегом несётся сквозь чёрную глубину к своей когданибудешней гибели. Падает снег, падает снег. Ааааа, ооооо. Ааааа, оооооо. И по чёрному берегу ходит смерть. И чёрный берег поёт.
***
Однажды звёзды стали падать в море, и чёрный берег выдохнул гору соли.
Но там человек, и соль укрывает его до шеи, эта соль у него набилась в карманы и между пальцев на ногах.
Эта большая соль с неба и из глубин земли, большая соль из моря!
Что страшнее смерти на чёрном берегу? Страшнее смерти на чёрном берегу – человек, который дышит солью.
И вот он подходит к воде и харкает, и соль разлетается вокруг. В каждой упавшей звезде соль.
Соль создаёт помехи, человек уходит от смерти, воздух дрожит, падают звёзды. Соль искривляет, избавляет, заживляет, перешивает. Соль вместо снега клубится метелью.
А когда я был маленьким, я разговаривал с водой, и вода сказала мне: на дне сидит русалка, и она тебя унесёт под воду, и там будет любить до самой твоей смерти. А теперь посмотри на себя – ты дрожишь, ты вспотел, тебе страшно. Возьми свой мяч, возьми свои цветы, возьми свои тапочки и никогда больше не приходи. Но я не слушал воду, и поэтому теперь здесь везде соль.
А когда я был маленьким...
Музыка толпится у меня в голове, и неземные голоса русалок переплетаются с моим хрипением. У меня в горле вонючий ком гнилых водорослей, а в небе радуги свиваются кольцами, и оттуда сыплется, сыплется, сыплется соль...
И мы с моей смертью сейчас – лучшие друзья, и мы сидим на камне и смотрим вдаль. Чёрный берег всегда был у нас внутри выжженным пятном, мы здесь встречались и веселились, мы здесь пили пиво и менялись разумом с орлами.
И моя смерть тогда говорила мне: ты вернёшься, проснёшься, и ты не будешь помнить, кто я.
Но ты будешь знать, что я твой друг.
© Aldebaran 2022.
© Юралга Норд.
А по ночам дома вытягивают курьи ножки и разминаются неторопливо. У них дело есть.
Прилетела в незапамятные времена маленькая звезда. А это была такая звезда шебутная, что остановиться никак не могла. Всё рушила на своём пути, даже то, что любо ей.
А дома на курьих ногах хороводы водить умеют так, что все хороводоведы завидуют. И кто-то предложил, чтоб дома эту звезду захороводили.
Вот она и летает кругами, а дома бегут вместе с ней. Побегает дом пару часов, устанут курьи ноги – возвращается в свой город отдыхать. А домовладельцы спят в это время и не замечают ничего.
Только разве летает кто во сне – иногда увидит сквозь закрытые глаза, как сияет та маленькая звезда, вечно пляшущая. И встряхивает при пробуждении такого человека, если дом на скользкий камень наступит.
А учёные на это посмотрели-посмотрели – коллайдер построили.
Тёмноводный моралист
Тёмная вода иной раз и пропустит луч солнца, а иногда скроет своего обитателя в полном мраке. А рядом пляж, кукурузу продают, музыка играет – отдыхают люди, не подозревая, что...
Устроил себе дом в тех водах один морской обыватель – проковырялся из какой-то глубокой пещеры, где сотню лет просидел, света солнечного боясь.
Прибыл и сердится: как все безнравственно делается-то!
Кукуруза, кричит, дорогая слишком! Как смеете обирать честных граждан до последней нитки?
Ноги голые! Обомлевает: проваливаться вы должны сквозь землю от стыда!
Или вот человечья особь тихонечко, под водой, другую человечью особь за мягкое ухватывает. Как вы очерствели и прогнили, люди! Подплывает он к такой человечьей особи и цоп за палец. А другую особь – за мягкое. А чтоб неповадно было.
И поймали же как-то его, вредителя. В банку усадили, на стол с кружевной скатертью поставили и смотрят в шесть глаз. А у Моралиста от потрясения озарение случилось.
И вот плещется он в банке и булькает оттуда: фабрики – дворникам! Детям – самосвалы! Мир, астролябия, тормозная жидкость! Вдохновляйте санитаров! Красота спасёт сыр! Пьяное повидло! Дети порога! Побойтесь ногу!
Отпустили его, конечно, в море потом. Он и не в обиде – кормили хорошо, любили, телевизор показывали.
Зайдёшь, бывает, в воду; нырнёшь, отплывёшь подальше от берега – а из глубины тёмных вод слышно торжествующее:
– Не-е-е-е судите по газонам!
И цоп за мягкое.
Дегустатор селёдок
Один кот как-то раз из бочек надегустировался и решил запить водой. А его уже все дождевые тучи знали и стороной обходили – а-то как приложится, так всю тучу и вылакает, а надо же и сады с огородами полить. К реке бросился – убежала река, длинными ногами по сухой земле перебирая. Приник было к озеру – русалки повылазили и хвостами отшлепали по вздыбленной спине.
А тут мимо комета пролетала. Смотрит – кот мается. Она его и приняла на борт. Я, говорит, жизнь разношу по галактике. Дай-ка и тебя куда-нибудь разнесу.
Спит кот в морозной кометной глыбе, сны видит про новые планеты – там и вода, и сельди – пусть с десятью глазами и ложноножками, но сельди же! И, может быть, моря не такие соленые.
Русалка
У русалки сорок слёз выпало из левого глаза и двадцать три из правого верхнего.
Встряхнулась над ручьём береза, по шею в воду ушла: русалка слёзы развешивает на ветвях. Как солнце взойдет – будут слёзы сушиться, выцветать и блекнуть.
"И вот была я девица, и был дар у меня: водою повелевать я не умела. Там, где мать чашку поставит – опрокину я её. Отец принесёт воды – разолью я воду. Стану мыть пол – свалится ведро с лестницы. Где хоть капля натечёт – наступлю в неё босой ногой. Мимо кувшина проходить стану – медленно тот кувшин падать будет, а в руках трепыхаться станет, скользить, не удержать его никак, коли вода внутри.
И тонула я – озеро опрокинулось, вверх дном перевернулось, накрыло меня..."
Пройдет по земле человек, берёзы перебудит, в овраге заляжет, девицу приласкает. В кармане платок понесёт, из русалкиных слёз вытканный. Продаст на ярмарке – школьникам на игрушки. Расстелют платок на учительском столе – ни один сосуд не устоит на нём, всё упадёт, всё разобьётся: и чашка фарфоровая, и кофейник глиняный, и бутыль стеклянная, и эмалированный таз.
Марина
Сначала пишется сказка про девицу волшебную, на радуге пляшущую, но это и не сказка вовсе, а скучнота – сколько таких историй, плотно вросли в бумагу, крепко держатся.
Или сказка про царицу, которая сидит за синими горами, в синем лесу, в синем доме – и мудро своим народом правит, и любовью всеобщей располагает, и вся такая удивительно-воздушно-восторженная... тьфу, не сказка, а сахарное печенье с изюмом!
Лучше расскажу про Марину. Только и это тоже не сказка, а самая настоящая быль.
Занимается Марина ремонтом электродрелей. Золотые у неё руки, дрели так и поют в них, ещё лучше работают, чем до поломки.
Подберёт волосы синей шелковой лентой и за работу садится. И контактные щётки приладит, и подшипники заменит, и якорь перемотает.
Редко Марина из дому выходит – заказов много. Будто б специально народ дрели ломает, чтобы только её увидеть.
А тут как-то раз на крыльцо вышла – носки развесить на веревку. И смотрит – лежит сломанный инструмент: корпус раскрыт, двигатель помят, кнопка болтается. И рядом сухой цветок.
Заплакала Марина, отнесла дрель в дом, стала чинить. Работает и баюкает, утешает, колыбельные поёт.
Отнесла исправную дрель на крыльцо, и спать пошла.
А на следующее утро смотрит – та же дрель. На этот раз сетевой шнур вырван, шестерёнки в редукторе покорёжены. И три сухих цветка рядом. Марина шестерёнки со шнуром заменила и снова на крыльцо вынесла.
На третье утро выходит Марина на крыльцо – дрель! В куче сухих, сломанных, мёртвых цветов. Корпус у дрели измят, пластик оплавлен. Стала разбирать – а внутри ни одной целой детали нет!
Люди потом видели: садится Марина в поезд дальнего следования, со свежим букетом в руках, каштановые волосы распущены.
А на крыльце у неё нашли ту сгоревшую дрель и синюю шелковую ленту.
Той весной ни один цветок в городе не зацвёл.
Длинный день
Шёл человек через длинный день, а сверху две луны за ним гнались. Блёклые две луны были и прозрачные, подцепились к волосам сзади, протянули паутинку и питаются.
Человек шёл-шёл. Смотрит – стоит Комбинат. В одно окно влетают облака, а из другого – готовые люди выпадают. У людей волосы только все седые да ноги босые. Вылетела ещё собака, вообще глупая, вместо ошейника повязаны провода телеграфные.
Из третьего окна, под самой крышей, высунулся Директор Комбината: не наш ли это товар сбежал и бродит тут, смущает всю поставку? Тут уже и люди облачные глазами хлопать начали. Пришлось ноги уносить. Убежал человек, а две луны немного ярче стали. Плывут за ним на паутинке.
Дальше человек пошёл. Увидел мост через море и решил перейти. А под мостом снизу самолёты висят вниз головой и частушки поют, а один гидроплан на баяне играет. Прислушался человек, о чём поют – всё про пассажиров, конечно. Например, как одна длинноногая тетя в синей шляпе зашла в салон и стала всех угощать дикобразовым пирогом, да вот вся не поместилась. Так и пришлось взлетать, ноги в окошко высунув. Но тут остальные самолёты недовольный шум подняли и порвали баян. Не узнал человек, чем закончилось. А две луны чуть потолстели, а паутинка удлинилась, вытянулась, почти не видно её.
Перешёл человек море по мосту. День долгий, а всё ж к закату клонится – и в сумерках уже вошёл в тёмный лес. Смотрит – висят на ветках жестяные тазы, и в каждом тазу рыбы гнезда свили, а в некоторых – черви. Рыбы детей червями кормят, а черви своих детей – рыбами. И еще мороженое в овраге растёт, в лопухах.
И дети рыбей, и дети червей не хотят жрать, что родители принесут, а хотят только мороженое. Человек слазил в овраг, мороженого набрал и всем детям раздал. Там новое сразу выросло, и назавтра хватит; но тут главный червь и главная рыба его за шкирку взяли и на ветку повесили. У нас, говорят, естественный порядок вещей, а мороженое для дураков вроде тебя растет. День поешь, два поешь, а на третий – сам рыбой станешь.
Тут две луны совсем уже напитались и паутинка порвалась. Окунулся мир в ночь, расползлись черви по жестяным тазам.
Вышли луны на небо, большие и яркие. Стоят там и светятся, будто сами по себе.
Красивые такие.
Моряк
Кот-моряк, старый и видавший многое, пришёл в кабак и рассказ заводит о морских тварях, которыми съеден был. У него в записной книжке всё разложено, всё по порядку:
Balaenoptera musculus – 2 шт.,
Architeuthis – 5 шт.,
Thunnus – 3 шт.,
Physeter macrocephalus – 2 шт.,
Leviathan – 1 шт.
Как же ты выбирался каждый раз? – спрашивают его.
А он умолкает и смотрит в грязное окно – там белая звезда встаёт над горизонтом и дует солёный ветер.
И корабли уходят в море снова без него. Снова, снова.
Лидия и березы
В четыре часа утра Лидия встаёт, берёт лейку с кормом и идёт поливать свои берёзы. Они, завидев её, весело извиваются и растопыривают ветки. Иной раз можно бросить берёзам кусок вяленой рыбы, иногда не откажутся и от конфет, всякое бывает.
В десять утра Лидия включает берёзам фильмы про любовь, в двенадцать – читает им лекции по культурологии, в два часа дня танцует между ними с голым животом.
В четыре часа дня – зашивает им раны, чистит им зубы, полирует им когти.
В шесть часов вечера Лидия начинает заворачивать берёзы в пледы: темнеет рано...
Как-то раз поехала Лидия за свежим мясом для берёз, не дождалась парома – а вот и они, из воды вылезают, обниматься лезут. Так, верхом на берёзах, и вернулась в свой сад.
Прелесть, какие березы у Лидии!
Сестра Сириус
Звёзды плотно набились в грузовик и он стал неспешно взлетать, размахнув зеркальные крылья от горизонта до горизонта. Бегство затянулось: необходимо было помнить об осторожности, весь Свод просвечивается.
Моей сестры не было с ними. Она спряталась за багровым временным пластом и теперь провожала взглядом удаляющиеся фонари. Пока моя кожа полыхала красным – как же больно мне было гореть! – она беспокойно чертила знаки на песке, но я знала, что она всё сделает правильно.
Я переживала последние моменты Трансформации. Из впадины, где я лежала, было видно, как сестра спускается по склону. Какой большой она мне сейчас показалась! Какой величественной и необъятной!
Она взяла меня на руки и прижала к груди. Всё будет хорошо, милая сестра. Мы еще успеем их догнать. Я бы никогда не оставила тебя здесь одну, сказала Сириус А.
Холодильник
Один человек сплёл холодильник из цветов тысячелистника. Хороший получился холодильник! На холме стоял, звёзды по ночам им любовались, солнце – днём.
Бывало, сядет человек рядом, приобнимет холодильник – хорошо! И спина, от работы горячая, сразу перестает потеть, чесаться и мучиться. А в холодильнике уже ждёт свежайшая сельдь с луком и квасу кувшин.
А прилетели потом пчёлы холодильник опылять. Долго опыляли, много цветков там. Опылили и дальше полетели, им-то что, они не знают холодильник, они знают только цветы.
И как-то так вышло, что целый луг в следующем году стал тысячелистниково-холодильниковый.
Работают в поле люди, трудятся, а по вечерам холодильники обнимают и селедку едят, квасом запивают.
Хотела бы я жить в той местности! Но её давно уже океан своими волнами укрыл. Ищут водолазы, ищут археологи, да найти не могут.
Песня для убывающей луны
"В той местности народ живёт дремучий – на убывающую луну песни поют, провожают. Будто бы эта луна уже не вернётся никогда, а народится уже другая, свежая и чистая. Чем меньше серп, тем горестней песни: проводы у них невероятно артистичны... Истончится лунный серп, и тогда они станут писать на бумаге о своих грехах и печалях, бросать свои записки в священное озеро, целясь в слабую лунную дорожку.
Считается, что убывающая луна забирает в мир мёртвых всё, что тревожит, гнетёт, отравляет.
Если же не бросишь записку – возьмет тебя".
Небо задирает юбку
Выпусти меня, говорит человек. Хочу, говорит, в ночь окунуться, март начался уже, в марте по ночам летается иначе. И солнце уже зашло, и окна в домах засветились, а хочется прыгнуть и застрять в темноте, мимо Луны пролететь и облаком обвязать шею.
Небо смотрит на такого человека и вроде бы всё понимает. Нет у неё способности летать по ночам: сидит в тишине, в пустоте, в одной из середин мироздания.
Задирает юбку, пока никто не видит, чтоб человек вышел из дома, вышел из города – дать ему пинка, чтоб взлетел и запутался у неё в звёздных волосах. А потом вытряхнуть бы человека из волос, пусть дальше летит – туда, где хранятся на внемирных складах зимние льды и запасные травы для лета. Пусть там походит, посмотрит, запишет в свои дневники, пусть проснётся сказочником, пусть будет знать, что это всё сон.
Кого же ещеёлюбить и вечно выгонять за пределы бытия, как не сказочников.
Скрепки
Я иду по берегу и нахожу в чёрном песке скрепки.
Волны на берег накатывают, скрепки умывают. Блестят скрепки на солнце, как маленькие драгоценности. И сразу понятно, кто какую скрепку уронил и почему.
Вот лежит скрепка большая и зелёная, ровная, красивая. Её здесь оставила кассирша из ближайшего гипермаркета. Несла она домой пачку вчерашних газет с распродажи и скрепила их вместе, да газеты оказались сильнее, свободолюбивее, чем думалось. Разлетелись в разные стороны. Вон зарывается в песок полоса про налоги, а вон на волнах качается большой календарь с котятами. Где налоги, а где котята, да? А вот, в одной газете они мирно могут под одной обложкой жить. Иногда заглядывают друг к другу на страницы. Котята тянут шеи на третью страницу с шестнадцатой: налоги, мямямя, как вы там? Да растём, растём, – лениво отвечают налоги. И мы растём! – радуются котята. И становятся друзьями навек, пока газетные листы не решают за них – разлетаются по всему берегу ненужным мусором.
Кассирша ушла, не собрав всех газет, а скрепка вон лежит.
Или вот ещё одна – погнутая, побитая скрепка. Это проходил усатый мужчина с контрабасом, а скрепка держала ему штаны. Не задалось у него с работой, ноты не идут и кусок в горло не идёт, вот и стали штаны больше мужчины, и пришлось их скрепкой удерживать. Да увидел, как светит маяк из дальней бухты, да как бросился, наверно, плясать – слетела скрепка, слетели штаны, а может, и сам слетел куда-то. А может, взлетел, бесштанный и свободный. Так ведь было?
А вот ещё скрепка валяется. Эту уронил бог, и это был Второй Закон Термодинамики. Устав следить за нагреванием тел и энтропией, он бродил по этому берегу, проверяя ученые рукописи – так и упала скрепка в чёрный песок.
Если бы ты их нашл, думаю я. Чтобы она не читала по вечерам просроченных газет, чтобы с него перестали сваливаться штаны. Чтобы они шли по колено в волнах – сорокалетние, молодые и звенящие. Если бы ты нашёл их, отвлёкся от своих божьих дел и сказал – благословляю!..
Робот
Они велели свернуть исследования. Лаборатория закрыта уже неделю, пропуск отобрали. Окна заблокированы, невозможно увидеть, что происходит теперь внутри.
Было много шума, но потом всё утихло, исчезли публикации из газет и Интернета; даже говорить об этом стало опасно. Я скрываюсь в заброшенном здании, нацепивши парик, чтоб ни одна рыжая прядь не выскользнула, легко будет опознать... А в какой-то соседней стране против нас ополчились очередные блюстители нравственности, нами пугают, угрожают; назидают, упоминая нас; проклинают нас.
А я все вспоминаю тот момент, когда ты открыл металлические глаза и произнёс своё первое слово; и это слово, обращённое к твоей создательнице, было не "мама".
Это слово было – "люблю".
Ворона
Уже близится рассвет, гудит где-то поезд, чёрные деревья почти не шумят. Под большой елью валяется обожравшаяся Лиса и лениво щурит глаз.
В лесу почти тихо.
Только Ворона на ветке рассказывает, как победила депрессию, приняла своё тело и полюбила себя.
Горячая земля
Есть одна земля, где дожди падают оземь и сразу же высыхают. Плохо там с дождями. Слишком горяча земля, слишком горяч воздух – только пролилось, тут же ничего нет.
У меня там двое друзей живут. Улитка-с-ведром и кошка Тяпочка.
У Улитки нет раковины, потеряла в воздушных боях. Кошка Тяпочка отдала ей старое ведро, покрытое эмалью.
Когда я у них была в последний раз, все ждали прилёта астероида по имени Синий Мор. Он должен был погубить всю планету, но на подлёте увидел, как плохо с дождями, и ему стало жалко. Он взорвался в атмосфере от жалости, а остатки упали где-то на безлюдной равнине.
Дождей не прибавилось, как высыхали, так и высыхают до сих пор.
И Тяпочка мне пишет грустные письма, а Улитка-с-ведром не пишет больше. Очень её взрыв Синего Мора поразил – до той степени, что ушла она на гору и села там медитировать. Бликует эмалированное ведро на свету, Улитка подношения принимает. Совсем святая стала.
Сестра
У моей сестры тысяча лиц и тел, ноги в холодной воде, тонкие руки и глаза светятся в темноте.
Моя сестра никогда не рождалась и никогда не погибнет. Тысячей ртов смеялась, в тысячу дев превращалась, тысячу раз со мной прощалась.
Моя сестра всегда была воином, а я – так себе, хоть и старше на несколько лет. Она не давала мне впасть в отчаяние, а сама пропадала – и я не умела спасать, только спички считала, в окна брошенные нашим страхам на растерзание.
Я скучаю по ней, тоскую по ней днём и ночью; становятся тени длинней и вижу воочию: идёт в белом платье взять меня за руку.
В пыльном окне автобуса солнце валится, усталое и пьяное; я лежу среди пижм и чертополохов в шавасане; как теперь звать тебя? Анной? Еленой? Алисой? Марией? Мариной? Может быть, Яной?
Чёрный берег (история о смерти)
Там люди выходят из лодок и бредут по краю большой воды. За людьми идут тени их теней, и большая луна грызёт им волосы.
Человек бросает в море остриженные ногти, и они сияющими звёздами взрывают волны.
«Когда я был там в последний раз, они рисовали на песке песок».
«У одной скалы были ноги, торчащие в небо. Родители никогда не пускали меня забираться туда. Они говорили, что я пока не могу этого понять. Они сами ходили к тем ногам».
«Мне рассказывали, что по волнам может прийти собака с горящей спиною, и нельзя на неё смотреть. Если встретишься с ней лицом к лицу, нужно потереть песок между пальцами и бросить ей в глаза, приговаривая при этом: «мешок, полон кишок».
Собаку я видел, но слова никак на нее не подействовали. Она просто пожрала меня, и я теперь говорю из её нутра. У нас здесь огород».
К дереву прибита доска с объявлением: «Пришёл – привяжи тень своей тени к дереву. Кирпич и орлы».
Снизу приписка: «Орлы по пятницам отменяются»;
Люди идут на чёрный берег, остановиться не могут. Тощие облака тонут в море. Дымятся костры и спинами горят собаки.
***
Луна упала в волны, и со дна пошли белые мерцающие пузыри. Теперь окончательно завершился день, распахнулся чёрный шатёр над водой, расползлись по нему сияющие черви, термоядерными своими ртами превращая водород в гелий, прожигая дыры на плотной ткани неба.
Там, где упала луна, беззвучно прошёл по воде белый холодильник, и у него на душе было грустно, пусто и неспокойно.
***
Дневной свет погибает, волны делаются серыми. Берег поёт. Чёрный берег поёт. В глубине поют ноги мертвеца, и мертвец светит зелёными глазами во тьме. Пусть поют рыбы, пусть поёт морская капуста, пусть поёт в небе бульон микробов. На чёрный берег идёт большая зима, теряя белую кровь. И чёрный берег поёт.
Она лежит по пояс в воде, у неё в ногах торчат иголки. Глаза пустые, и тень её тени ходит вокруг, чертит на песке только одну букву, которую знает, и большая буква заполоняет весь берег, а потом распространяется на скалы, небо и чаек. Большой корабль стоит на якоре, у корабля горит парус, и снег не может этого огня затушить. А она лежит по пояс в воде, её кровь пьют рыбы, а в глубине лежит зелёный мертвец с зелёными глазами. И ей на глаза падает снег. И чёрный берег поёт.
– Аааа, оооо. Аааа, оооо, ааааа... – Поёт чёрный берег.
Почему в эти дни, в эти часы, в эти минуты и каждую секунду я так сосредоточенно и отрешённо думаю о смерти!.. В каждом кирпиче, в каждой маршрутке, в каждом доме, маяке, фонаре, листе опавшем сияет ослепительная смерть. Смерть ходит по улицам, обнимая людей, и человек чувствует: я жив, я жив, привет. Дай мне свою руку, я запомню твои глаза. Дай мне твою ногу, я запомню твою походку. Дай мне твоё всё, я буду ждать тебя вечно, я не узнаю, когда ты придёшь. И чёрный берег поёт.
Мертвец выходит из воды и ложится рядом с нею. Здесь ничего нет, кроме берега, скал, моря и горящего корабля. На них падает снег - и тает, тает, тает. И ааааа, оооо, ааааа, ооооо. И тени ходят по воде. И горит корабль. И падает снег. И падают слепые звёзды. И падают орбитальные станции. И падает в чёрные дыры звёздная пыль. И планета с чёрным берегом несётся сквозь чёрную глубину к своей когданибудешней гибели. Падает снег, падает снег. Ааааа, ооооо. Ааааа, оооооо. И по чёрному берегу ходит смерть. И чёрный берег поёт.
***
Однажды звёзды стали падать в море, и чёрный берег выдохнул гору соли.
Но там человек, и соль укрывает его до шеи, эта соль у него набилась в карманы и между пальцев на ногах.
Эта большая соль с неба и из глубин земли, большая соль из моря!
Что страшнее смерти на чёрном берегу? Страшнее смерти на чёрном берегу – человек, который дышит солью.
И вот он подходит к воде и харкает, и соль разлетается вокруг. В каждой упавшей звезде соль.
Соль создаёт помехи, человек уходит от смерти, воздух дрожит, падают звёзды. Соль искривляет, избавляет, заживляет, перешивает. Соль вместо снега клубится метелью.
А когда я был маленьким, я разговаривал с водой, и вода сказала мне: на дне сидит русалка, и она тебя унесёт под воду, и там будет любить до самой твоей смерти. А теперь посмотри на себя – ты дрожишь, ты вспотел, тебе страшно. Возьми свой мяч, возьми свои цветы, возьми свои тапочки и никогда больше не приходи. Но я не слушал воду, и поэтому теперь здесь везде соль.
А когда я был маленьким...
Музыка толпится у меня в голове, и неземные голоса русалок переплетаются с моим хрипением. У меня в горле вонючий ком гнилых водорослей, а в небе радуги свиваются кольцами, и оттуда сыплется, сыплется, сыплется соль...
И мы с моей смертью сейчас – лучшие друзья, и мы сидим на камне и смотрим вдаль. Чёрный берег всегда был у нас внутри выжженным пятном, мы здесь встречались и веселились, мы здесь пили пиво и менялись разумом с орлами.
И моя смерть тогда говорила мне: ты вернёшься, проснёшься, и ты не будешь помнить, кто я.
Но ты будешь знать, что я твой друг.
© Aldebaran 2022.
© Юралга Норд.
