Гриша сидел за гладким столом в углу офиса, ближе к окну. От своих коллег его отделяла невысокая перегородка, которая все же позволяла почувствовать себя комфортно и уединенно, насколько это возможно. Особенно учитывая, что позади него никто никогда не прогуливался. В конце концов, было бы странно, если бы какой-нибудь уборщик невзначай решил проползти, как паук, вдоль стены, держа в руке швабру, а в зубах ведро.
Такая мысль слегка насмешила Гришу и вызвала на лице легкую улыбку. Но никто ее не заметил. Гриша был настолько увлечен своим делом, что его не особенно соответствующая возрасту залысина лишь изредка блестела коллегам из-за перегородки.
Он копался в анкетах «уродцев». Так в коллективе некоторые называли потенциальных участников телешоу с физическими изъянами. В общем-то, задачи Гриши ничем не отличались от того же редактора и рекрутера. Сначала он перечитывал анкеты, затем выделял подходящие и из них формировал отдельный список, который затем передавал в редколлегию. После общего рассмотрения каждый предлагал как-нибудь улучшить отобранные истории, привнести в них некоторую «остринку», если такой изначально не хватало. И задача по улучшению передавалась Грише, чему он не особенно противился. Но, к слову, такое происходило настолько редко, что можно было пересчитать по пальцам подобные случаи за весь срок его пребывания на должности.
Разумеется, участникам выплачивали определенные суммы и оказывали разного рода помощь в силу возможностей. В конце концов, политика компании предполагала такой гуманистический подход. Но Гриша не особенно вникал в то, что происходит с этими людьми после. В его обязанности это совершенно не входило.
Очередная анкета. Гриша старался не обращать особого внимания на имя, пол, профессию, дату рождения. С одной стороны, он уже приноровился пропускать лишнее и выделять для себя самое главное. К анкетам, где люди делились своими проблемами, он подходил как к своего рода резюме. Но то ли некое природное любопытство, оставшееся с детства, то ли нечто глубинное, вызывающее еле заметный блеск зрачков и ехидную ухмылку по типу «это ж надо так», заставляло Гришу периодически вчитываться даже с первого взгляда в обычные жизни без изюминки.
Девушка жалуется на проблемы с кожей. Если потереть ее, то образуются катышки, как от старого школьного ластика. Того самого, однажды забытого дома, но спустя четверть найденного в рюкзаке – посеревшего от пыли и больше напоминающего комок пластилина.
Взгляд прыгнул на белый прямоугольник с изображением слона, вытягивающего хобот. Он лежал нетронутым рядом с подставкой для разнообразной канцелярии. Гриша уже очень давно не брал что-то такое в руки. Не пытался стереть карандаш и уж тем более ручку. Стиснув в руках ластик со слоном, Гриша продолжил читать, изредка воспоминая одноклассников, изрисованную парту и язвительные лица учителей.
Совершенно случайно в третьем классе девочка выяснила, что способна пальцем стирать с бумаги совершенно любые следы, будь то карандаш, ручка или маркер. Крайне сварливый нрав ее учителя – престарелой дамы с короткими блестящими волосами – лишь способствовал раскрытию необычных способностей. С того самого момента она пользовалась своей кожей, скажем так, не по прямому назначению все чаще и чаще. В средней школе и вовсе стала незаменимым звеном класса, если кто-то периодически не так уж и случайно оставлял в тетради кляксу. Так, к пятнадцати годам кожа стала отслаиваться катышками и казаться темно-серой от грифеля и пасты сначала на кистях и предплечьях. Обычное воздержание от бесконечного исправления ошибок уже не помогало. Как следствие, видимо, и развилась нервная чесотка, от которой пострадали уже и шея, и лицо. О прочих частях своего тела девушка почему-то умолчала.
А жаль. Гришу все-таки могла заинтересовать эта история, добавь кандидатка чуть больше подробностей. Безусловно, пару раз его глазки все равно блеснули, резко выдохнул, как после случайно услышанной сальной шутки. Тем более, несмотря на все изъяны, она была все-таки симпатичная. С глубокими глазами, тонкими скулами, чуть вздернутым носом… И Гриша отправил резюме в папку для обсуждений.
Он изучил еще несколько анкет, на экране показалось знакомое лицо. Вернее, знакомый пятачок. Только в этот раз он почему-то был покрыт небольшой сыпью, распространившейся частично на припухлые щеки, уголки маленького рта и сальный лоб.
Вглядываясь в широкие поры его лица, похожие на взрыхленную кабаном землю, Гриша вспомнил, как изрядно выпивший искал беседу на корпоративе. Тогда-то коллеги со смежных отделов, занимающиеся подбором героев для других шоу, и рассказали ему о некоем Поркове.
Этот уже немолодой человек обладал с первого взгляда совершенно бесполезным для человека навыком – его необычный нос позволял очень точно находить трюфели. Получив экономическое образование, Порков с досадой обнаружил, что из-за его «особинки» – так он называл свой поросячий пятачок – на приличную работу его не планируют брать ни сейчас, ни в обозримом будущем. В общем-то, само образование и работа в банке его никогда не интересовали, поэтому еще в универе Порков пытался найти способы стремительного обогащения. Так, одним чудесным летом после сессии он попал на трюфельную фабрику, где его талант неожиданно раскрылся.
Направляясь к выходу с объекта в шеренге, Порков, будучи еще обычным собирателем, про себя подметил, что крепкий запах трюфеля не испарялся по мере приближения к выходу, как это обычно бывало. Приближаясь к КПП, он вдруг, будто опьяненный, бросился на коллегу, женщину средних лет и довольно пышных форм. Под одновременно изумленные и гневные крики об увольнении по статье и неизбежном судебном разбирательстве Порков в неистовстве стал стягивать с нее штаны, взрыхляя пяточком сначала бедра, а затем и место их соприкосновения.
Что примечательно, по статье в итоге уволили нескольких коллег Поркова из цеха, а самого представили героем и даже выплатили премию за поимку вора. А после повысили до начальника контроля сотрудников. Разумеется, подобное не могло пройти без следа, и дважды работника месяца затравили коллеги, из-за чего тот и уволился.
Никто не знал, что было с Порковым дальше, но волею судьбы эта своего рода ищейка подала заявку на шоу «Два вида», которым и занимались коллеги Гриши. Суть была проста – человека помещали в условия жизни какого-нибудь, например, домашнего любимца, и наоборот. Таким образом, собака могла вкусить жизнь условного корректора финансовых документов, а человек – жизнь такого же условного пуделя.
И Порков, казалось, был идеальным кандидатом. К сожалению, никто не мог предвидеть, что эффект, произведенный им, останется рубцом на сердцах многих причастных. Коллеги рассказывали, что Порков жил в таких условиях, что даже породистому, но все еще псу в них было крайне неуютно, несмотря на поддержку со стороны съемочной группы. Сам же «уродец» был помещен в квартиру к довольно состоятельным людям. Они ухаживали за ним, как за собственной собакой, но Порков, казалось, был не очень-то благодарен.
Обозленные, даже остервенелые глаза, разбитую посуду, следы естественных, как называл их сам Порков после, пятен на стенах и прочие не поддающиеся простой логике пакости шокировали не только хозяев, но и съемочную группу. Последним, кстати, тоже прилетало. Так, например, Порков, оправдывая поведение задаванием определенного градуса шоу, испортил несколько объективов и три-четыре непредусмотрительно оставленных на полу пар обуви.
При воспоминаниях об этом инциденте уже тоже изрядно выпившие коллеги Гриши морщились, как будто что-то едкое и даже немного горькое цеплялось за волоски в носу, возвращая их в уже прожитые дни.
Руководитель проекта же смотрел на происходящее с точки зрения возможной сенсационности, провокации и, конечно, выгоды. Поэтому, когда материал для пилота уже монтировался, а команда вместе с начальством внезапно попали под сокращение, счастью немногих уцелевших не было предела.
Так или иначе, сейчас Порков попал в руки Гриши. Уродец просил избавить от внезапно появившейся аллергии на различные грибковые структуры, отчего тот не может устроиться на работу мечты – дегустатором крафтового пива на основе трюфелей. Жаловался, что теперь ему нельзя потреблять самую разную молочку, некоторые овощи и, что самое важное, пиво. На последствиях Порков сделал отдельный акцент, уточнив, что сыпь рассыпается по всему телу, «как земляника в сосновом бору».
Несмотря на богатство текста подобными нарочитыми и не всегда уместными оборотами, Гриша все еще не был уверен, стоит ли одобрять кандидатуру. В конце концов, аллергия как проблема не казалась Грише экстравагантной, бросающей вызов. С другой стороны, такой человек действительно мог бы устроить шоу. Особенно, если пообещать избавить его от аллергии, а в итоге отправить на консультацию к пластическому хирургу.
Размышляя о том, где подешевле можно будет купить свежих ягод по пути домой, Гриша сохранил заявку Поркова и вернулся к просмотру других анкет.
Что-то про парнишку, мочки ушей которого больше напоминают мужские тестикулы. Гриша даже не попытался вчитаться. По языку сразу стало ясно, что какая-то компания школьников решила посмеяться. Еще бы, кто, кроме них, мог бы додуматься до оскорблений по типу «яйцеухий». Тем более, лето на дворе. Вероятно, будь Гриша на их месте, тоже бы занимался чем-то таким вместо тоскливой литературы. Вероятно, и сейчас бы занялся. Все лучше, чем сидеть в офисе.
Дальше. Какой-то подросток с опухолью на голове. Даже фото приложили. Гриша удивился, насколько этот нарост похож на вылезший из черепа, но обтянутый кожей мозг. В школе ее, наверное, головастиком дразнят. Создав примечание, Гриша отложил анкету в личную папку. В целом, интересная может выйти история, если правильно ее преподнести.
В следующей анкете некий молодой человек жаловался на критические проблемы с кишечником. Казалось бы, ничего неординарного. Но с приложенного к анкете фото на Гришу смотрело будто бесполое существо с прилипшими к зубам щеками, острыми от истощения скулами и шеей толщиной с запястье. Единственное, что более-менее указывало на его принадлежность к мужскому полу, так это коротко стриженные волосы и неестественно выпирающий гребень кадыка. Что странно, лицо, обтянутое как будто сухим, старым пергаментом вместо кожи, все равно выглядело приветливо. Вероятно, такое впечатление сложилось у Гриши из-за блестящих из глубины черепа глаз, которые, несмотря на всю болезненность лица, сверкали маленьким теплым янтарем.
Свой рассказ Яков начал с того, что родился с необычайно коротким кишечником. Буквально. Все детство за ним заботливо приглядывали мама с бабушкой, пока отец зашивался на работе. Собственно, не новая для тех лет история. Из-за врожденного недуга родители мальчика опекали его, вероятно, даже слишком сильно. С другой стороны, у них не было иного выхода. Как еще растить постоянно голодного ребенка, который не может переварить ничего тяжелее перемолотого в пюре яблока? Ответа на этот вопрос не знали ни родители, ни сам Яков, ни тем более Гриша, который, задумавшись, к этому моменту уже начал потирать глаза.
С практически нулевым уровнем социализации Яша пришел в школу, но надолго там не задержался. Поначалу его дразнили кузнечиком за нездорово тощие и вытянутые конечности, а ближе к третьему классу стали придумывать уже более обидные прозвища, связанные с его нуждой постоянно чем-то перекусывать.
Гриша ждал, что вот-вот появится хотя бы одно из них, но Яков резко шагнул к следующему периоду.
Переходя из школы в школу, он не мог избежать одних и тех же насмешек в свою сторону. Тогда Яше пришла в голову идея довольно глупая, но, как оказалось, действенная.
По праздникам родители все-таки покупали ему что-нибудь вредное и закономерно вкусное, отдаленно напоминающее нормальную еду. Из всего многообразия разного рода снеков и легко перевариваемых сладостей его любимым лакомством стали чипсы со вкусом бекона. Тогда Яша стал складывать остатки в отдельный пакетик, а упаковки, чтобы родители ничего не заподозрили, выбрасывать в урну. Придя с этим мешком в очередной новый коллектив, он решил на спор съесть все за раз в надежде обрести какое-никакое уважение среди одноклассников. И у него получилось. С ним общались, по-доброму подшучивали, Яша стал вхож в небольшую группу одноклассников, а по школе поползли слухи, что он может съесть целую тонну совершенно любых снеков.
Разумеется, подобные развлечения не могли пройти как мимо желудка Яши, так и его кишечника. Множественные язвы и строгие диеты заставили уже подростка, только вкусившего все прелести обычной школьной жизни, перейти на домашнее обучение. Взыгравшее новыми красками клеймо ненормальности, отрешенность и усилившаяся гиперопека родителей со временем зарубцевались в самосознании юноши. Яша жаловался, что к своим годам так и не нашел хотя бы в сети, но друзей. Не видел вживую мир дальше своего двора и пары магазинов, докуда мог дойти в сопровождении родителей. Жаловался, что…
Гриша протяжно, но беззвучно зевнул. Все же резюме было необычным, но, разве что, в полном отсутствии чего-то сенсационного. Гриша не увидел в жизни молодого человека ничего вызывающего. Ничего, что могло бы «сыграть». Ничего, что можно было хотя бы чуть-чуть приукрасить. Собираясь уже закрыть документ и положить его в папку с отказами, взгляд вдруг упал на фамилию в начале анкеты. Голубев.
Глазки заискивающе блеснули, уголки губ чуть-чуть дернулись вверх. Гриша перенес резюме в папку «На обсуждение», пообещав себе подумать после работы о том, как все-таки можно расширить историю. Не идти же к редакторам с пустыми руками?
Так рабочий день прошел своим чередом. Ничем особо ярким он не выделился. Даже какой-то невероятно ошеломительной истории не было прочитано Гришей. Последняя все-таки подавала какие-то надежды, но как будто что-то в ней было не так. Правда, чего именно не доставало, Гриша понять не мог. Исключительно чувствовал.
Разумеется, этому чутью он доверял. Не может же за столько времени, проведенном здесь, не сложиться определенная насмотренность? Да и среди коллег в его профессионализме никто не сомневался. Поэтому отбросив всяческие сомнения, Гриша сохранил изменения, выключил ноутбук и стал собираться домой.
На выходе он заметил коллег, толпящихся в курилке. Могло показаться, что их объединила навязчивая вечерняя морось. Но, подходя ближе, стало видно, что компания что-то обсуждает. К сплетням Гриша был больше равнодушен, но пропустить какую-нибудь завораживающую историю все же не мог. В конце концов, мало ли что ему пригодится? Тем более, выкурить лишнюю сигарету, да еще если с ним и поделятся, было бы, что называется, не впадлу. Поэтому в слегка приподнятом настроении, в предвкушении Гриша направился в сторону небольшой сколоченной беседки.
Несколько человек расселись вокруг мусорки, служащей в большей мере общей пепельницей. Пухлый, с глуповатой физиономией молодой человек что-то увлеченно рассказывал коллегам, активно жестикулируя. Непонятно, успевал ли он сделать затяжку в паузах между длинными и торопящимися фразами. Останавливаясь, он подносил к губам фильтр, как будто делая затяжку, но тут же продолжал рассказ, резко направляя руку к мусорке, чтобы стряхнуть пепел.
Его звали Елисей. Он занимался налаживанием связей с людьми, чьи анкеты подошли редакции. Обзванивал гостиницы и отели, покупал билеты, снимал комнаты, заказывал еду. В общем, активно участвовал в жизни каждого уродца и с виду был более чем приличным и добродушным человеком. Но среди знакомых и коллег мнение складывалось несколько иначе. Даже те, кто не особенно следовал субординации, всегда были вынуждены обращаться к Елисею полным именем. Никто же не хочет стать героем какой-нибудь сплетни, появившейся в сознании этого купидона-переростка? И Гриша в том числе. В итоге ничего не докажешь, а в глазах многих будешь опорочен и осмеян. Может быть, еще и после увольнения вспоминать будут твои похождения.
Как только Гриша подошел, Елисей остановился и радушно поприветствовал коллегу, протянув желтую пачку. На ее внешней стороне верблюд гордо вышагивал по пустыне. Сам же Елисей курил тонкие сигареты с приторным запахом вишни. Гриша поблагодарил его и закурил.
– Так вот, на чем это я остановился? А, да, конечно-конечно. Точно. Как раз Гриша подошел, сейчас самое интересное и начнется, – Елисей снова затараторил, обращаясь к новоприбывшему. – В общем, помнишь, может, была у тебя анкета одна? Девчонка молодая, лет где-то двадцать, двадцать три, что ли, болела еще чем-то ну совсем ебанутым. Ты мне еще когда ее фотку показал, меня чуть не вывернуло прям за столом. Уродец, каких еще поискать надо, конечно. Но ладно, че это я тут. Короче, болезнь у нее прям какая-то жуткая была, все тело, да и лицо заодно в струпьях каких-то. Типа как пузыри большие, только сдутые. Так и свисали, кстати, очень похоже, как шарики полежавшие.
Елисей чуть посмеялся как бы в себя, задыхаясь, и продолжил, обращаясь уже ко всем.
– Короче, че-то она пришла к нам, мы попытались ей помочь, лечение какое-то назначили, вроде даже лучше выглядеть стала. По крайней мере, перестало казаться, что она на Джаббу Хатта похожа, только тощая. Че-то рассказывала, что ее там дразнили вечно со школы еще, что учиться тяжело было. Бабушка потом на домашнее помогла перевестись. Да не суть важно, короче. Я че, к чему рассказываю-то. Она, прикиньте, с собой покончила недавно. Или какая-то такая хуйня там произошла. Ну, в общем, да, нет ее больше. Вот думаем теперь с SEO-отделом, как эту тему расфорсить можно. По-любому же соберем много. Внимание неравнодушных привлечем там, туда-сюда. Прикиньте?
Компания разразилась поддерживающими возгласами. Со всех сторон посыпались разные идеи о том, как можно эту историю представить поинтереснее, где лучше снять, какой сценарий прописать и как выстроить работу.
Только Гриша молча смотрел на коллег и медленно курил, наслаждаясь каждой бесплатной порцией дыма. Он был уверен в том, что история получится просто великолепной. Вот только чтобы выиграть премию, нужно самостоятельно найти интересные детали, покопаться в прошлом и принести историю, заручившись поддержкой Елисея, на стол редколлегии. И, собственно, план уже был. Осталось прийти домой, покопаться в архивах анкет и найти нужную. По идее, там должен быть телефон доверенного лица.

***

Шурша пакетом со свежей клубникой и жадно перемалывая сочные плоды, Гриша порхал вдоль нестройных рядов стен домов и разнообразных заборов. Порхал не потому, что был невообразимо легок на подъем после окончания рабочего дня (хотя, и не без этого), а скорее по необходимости. Заборы, окружавшие его, были расставлены беспорядочно, нестройно, так, словно между ними человек и не должен был проходить. Поначалу и Гриша задавался вопросом, почему так сложилось. В конце концов, тротуар проложен, детские и спортивные площадки стоят, но даже кошка – и та не смогла бы пройти здесь, не применив всю свою природную гибкость. Спустя некоторое время Гриша приноровился: кое-где подпрыгнет, где-то переступит, как-то протиснется.
Единственное, что его поражало до сих пор, так это уверенность в уединении живущих за заборами. Будь то низенькие стальные прутики или монолитный бетон с колючей проволокой – при желании не только Гриша, но и любой прохожий или сосед мог подслушать, а иногда и подглядеть за происходящим. Многие из них то и дело припадали к щелям глазом или ухом, походя больше на школьников, желающих забраться в какой-нибудь заброшенный дом или на стройку. Другие же совершенно невозмутимо облокачивались на ограду, закуривали и внимательно вглядывались в происходящее где-то далеко, не с ними. А третьи, выгуливая питомцев или детей как можно ближе к соседским окнам, неумело делали вид, что ничего не слышат. Они лишь изредка мотали головой, вздыхали и едва слышно цокали, услышав ссору, крайне чувственные стоны или кропотливое распределение финансов. Вот только все эти подглядывания никак не мешали какому-нибудь поразительно гладкому мужчине откинуться в кресле авто и, всматриваясь в соседнюю детскую площадку, периодически от чего-то запрокидывать голову, чуть закатывая глаза. Как не мешало и, вероятно, случайным прохожим, постоянно оборачивающимся и каким-то дерганным, подолгу всматриваться в осколки кирпичей, веточки и листочки вдоль стен и заборов, прочесывая каждый сантиметр взъерошенной земли.
Несмотря на то, что ходить этой дорогой домой было неудобно, – иной попросту не было. Трава вдоль тротуара не росла, поскольку солнце редко попадало на этот путь из-за массивных сооружений вокруг. Такими были не только заборы, вдоль которых, как с грядки, можно было собирать следы жизнедеятельности соседских питомцев. Дома часто тоже были неоправданно массивными, стремящимися одновременно вверх и вширь.
Как только Гриша переехал сюда, то подметил, что редкие небольшие деревянные халупы, не желающие встраиваться в общую панораму, ограждали себя заборами побольше и подороже. В то же время их «исполинчатым» соседям хватало лишь крошечной ограды с тем или иным узором. Эти местами покосившиеся, с темными подтеками под карнизами дома, с облупившейся, как изрубцованное лицо, краской не могли не давить, не сковывать.
Но не сегодня.
В этот раз Гриша плевался клубничными семечками. Он вглядывался в перетянутый проводами, как колбасным шпагатом, клочок неба, мелькающий между нависшими балконами, и уже думал, куда потратит премию.
Ему представились меховые носки с начесом на зиму, беленькая рубашка с аккуратным воротничком и приталенный пиджачок с замшевыми вставками на локтях. В целом, не помешали бы и новые брючки. Да, брюки купить точно стоило. Желательно вельветовые. Определенно.
В своих размышлениях Гриша дошел до дома, где снимал квартиру, перепрыгнул через ограду и спешно поднялся на этаж. Разуваясь по пути в комнату, он уже прокручивал в голове возможные варианты развития событий. Вот он включает ноутбук, рыщет по папкам, вспоминает ключевые слова и даты игриво, с какой-то толикой любопытства, по-детски, но все же довольно серьезно и расчетливо. Как домашняя кошка, выслеживающая стайку голубей через окно.
Василиса Аглева, 23 года. В анкете написано все тоже самое, что в беседке рассказал Елисей, но только более сдержанно и аккуратно. Тем более, что сам текст и сопроводительное писала бабушка девушки.
На фоне густого соснового бора, пышные ветви которого закрывали небо, в белом платье, подвязанном голубым пояском, стояла небольшого роста девушка, держа в руках розовую накидку. Где-то позади, по левую сторону, блестело широкое озеро, в котором темно-зеленой дымкой растворялся противоположный берег. Девушка стояла к нему спиной, прячась под тенью деревьев. Справа, на походном столике, в импровизированной вазе из термоса стояли полевые васильки. Ткань плотно облегала сравнимые с прутьями, но от чего-то бугристые руки и миниатюрный стан девушки, а Гриша долго не мог понять, почему подол, скрывая ноги, все равно так легко и воздушно развевается на ветру.
Единственное, что выдавало в Василисе Василису, – лицо. Полностью обезображенное полыми спустившимися волдырями, похожими на древесную кору или на полежавшие с детского праздника слипшиеся шарики.
Приблизив фото, Гриша все еще не мог понять, как Елисей смог сравнить ее со слизняком-работорговцем из кино. Совершенно же не похоже.
Ее глаза, как будто жаждущие чего-то, заискивающие, смотрели прямо на Гришу, с какой бы стороны к экрану он не подошел. Правда, с обезображенного лица все равно считывалась печаль. Возможно, впечатление усиливали не тронутые болезнью, розовые, направленные уголками вниз чуть пухлые губы. В целом, Гриша об этом не особенно задумывался. Удостоверившись, что речь в курилке шла именно о Василисе, он заглянул в контакты и нашел там номер бабушки.
Ответа пришлось ждать долго. Несмотря на довольно ранний вечер, старики все равно редко берут трубки с незнакомых номеров.
Гудки шли, а Гриша все думал, что Елисей уже навел справки и сам взялся за дело. Переманил на свою сторону несчастную старушку, потерявшую единственный смысл жизни. Самый настоящий подлец, не иначе! С каждым протяжным стоном динамика Гриша представлял, как это перезрелое авокадо, внезапно обретшее человеческую форму, сидит на кухне за небольшим столиком, покрытым липкой клеенкой, громко хлебает чай, опускает в него сушку, кладет ее в рот, рассасывает, как леденец, а затем, заискивающе улыбаясь, смотрит в глаза бедной старушке.
– Алло?
Гришу немного дернуло. Поглощенный в свои мысли, он не сразу понял, что ему ответили. Голос повторил. Он был скрипуч, сдержан, но Грише показалось, что он услышал какое-то волнение в последних звуках.
– Да, здравствуйте. Александра Петровна? Это Григорий Вас беспокоит. Может, помните, пару лет назад вы отправляли нам анкету Василисы для шоу. Мы ей помогли тогда и сейчас планируем запустить новый проект о людях, прошедших через наши двери, чтобы воплотить свои мечты. Не подскажите, пожалуйста, номер вашей внучки? Что-то найти его не могу…
– Здравствуйте, Григорий. Васенька умерла, – из динамика донесся еле слышный, сдержанный всхлип.
Гриша, применив все свои актерские навыки, которыми никогда не владел, продолжил:
– Господь с вами, Александра Петровна! Да вы что? Прошу, умоляю, примите мои соболезнования, – старушка хотела выразить благодарность, но Гриша тут же снова перехватил инициативу. – Простите меня, но не подскажете ли, как так случилось? Что произошло? Такая милая девочка была…
После последних сказанных Гришей слов Александра Петровна уже не смогла сдержать слез. Прерываемая всхлипами и едва сдерживаемым гортанным воем, выталкивающим спазмами воздух из легких, она впопыхах рассказала, что ее милая Васенька после передачи пыталась начать жить как все, по-обычному, даже поступила в университет, золотце. Но денег было мало, того, что выплатили после передачи, надолго не хватило, и Александре Петровне пришлось идти работать, несмотря на возраст. Брали ее только в уборщицы, дома почти не появлялась, потому контроль над доченькой, над своей кровинушкой родненькой, она потеряла, не уследила, и все тут. Пропала, деточка… Пропала!
Гриша внимательно слушал ее и записывал в блокнотик информацию, в удобные моменты вставляя вздохи, краткие удивления и фразы по типу «как же так», «Боже мой», «мать честная» и немногочисленное прочее, на что хватило фантазии и памяти. После того, как старушка закончила причитать и сокрушаться, переходя к разговорам по душам о соседях и пенсии, Гриша выдохнул и продолжил:
– Простите сердечно еще раз, Александра Петровна, но не знаете ли вы, случайно, кого-нибудь, с кем Василиса общалась? Понимаю, вы, вероятно, много работали и едва ли могли уследить за чем-то, но все же… Есть ли такой человек?
Всхлипы чуть поутихли, голос старушки стал мягче и спокойнее.
– Знаете, да, была одна девочка. Лилия. Иногда заходила к нам в гости, когда я все-таки на выходной попадала. Волосы рыженькие такие, довольно милая. Губы даже алые прямо, помню. Вам ее телефон продиктовать? Хорошо, записывайте.
Гриша уже собирался положить трубку и выразить бесконечные благодарности, пообещав связаться после, но Александра Петровна его опередила. Вкрадчиво, очень аккуратно, сменив тон голоса на жалобный и молящий, она пробормотала:
– Григорий, вы только, пожалуйста, не забудьте про нас с Васенькой-то. Она девушка хорошая была, а могилку ей хорошую я так и не справила, даже памятник или крестик железный поставить не на что… Не поймите неправильно, главное…
Немного опешив, Гриша не сразу отреагировал. Ее слова как-то неожиданно и даже непривычно, неизвестно самому что-то натянув, дернули.
– Да, конечно, Александра Петровна. Само собой. Всего доброго.
И спешно положил трубку.

***

После множественных безуспешных попыток дозвониться до Лилии, Гриша решил найти ее в социальных сетях. С фото его встречала действительно довольно миловидная девушка, но с крайне властным взором, подкрепленным, кажется, начинающими выцветать рыжими волосами. Наверняка нельзя было понять, алы ли ее губы от помады или естественно; пышны ли ее ресницы сами по себе, обрамляемые синяками под глазами, или поддернуты тушью; остры ли ее скулы в действительности, а не вытянуты румянами.
На большинстве фото Лилия действительно не производила впечатления какого-то травмированного в прошлом или переживающего тяготы сейчас человека. Более того, ее тело и лицо не имели в себе ни намека на уродство. Лишь небольшие кустарные татуировки покрывали руки и грудь, просвечивая сквозь полупрозрачные платья, сарафаны и футболки. Да и сама по себе она была крайне стройная. Вероятно, многие бы даже охарактеризовали ее как тощую.
Впечатленный притягательностью героинового шика Гриша недолго раздумывал о том, как представиться и что написать. Тем более, он же вполне себе зрелый мужчина. А значит, если хочет произвести впечатление, должен вести себя уверенно, властно, не так ли? Но как только пальцы коснулись клавиш, Гриша почувствовал не то, чтобы слабость, а скорее неизвестной ему природы беззащитность, уязвимость перед тем, кто поглядывал на него с экрана.

«привет. как дела?»

Гриша отправил сообщение и не отрываясь смотрел в экран, с тревогой ожидая, когда Лилия хотя бы прочтет, не говоря уже об ответе. Первого долго ждать не пришлось. Вероятно, сейчас она изучала страницу Гриши, чтобы понять, что он за человек или каким пытается показаться. Справедливости ради, след в интернете Гриша старался не оставлять, поэтому в профиле фото было мало, одно-два. Да и те были не самые свежие. Разве что последнему было полгода, так что он, кажется, вполне походил на обычного человека, который не очень увлечен ведением своих соцсетей.

«привет что то нужно?»

Такой, как ему показалось, бескультурной прямоты Гриша не ожидал. Хотя, с другой стороны, ему действительно что-то нужно, раз он пишет незнакомой девушке. Довольно глупый вопрос в своей сути, если так подумать. Кому-то хочется с ней познакомиться, кому-то – погулять, кому-то хочется что-то узнать, а кому-то вообще все вместе и, может, даже немного больше.

«да. ты не пугайся только, но ты же знала Василису Аглеву? мы с ней общались когда-то, когда она на шоу еще показалась, знаешь может. вот хотел узнать, как дела у нее»


«погоди, дак ты из этих что ли? которые шоу делают?»

С чего она взяла, что он занимается каким-то шоу? Неужели это было так ясно из его речи? А может бабулька позвонила ей и предупредила, что он что-то пытается выяснить? Гриша писал и стирал написанное, повторял снова, подбирал слова, лишь бы не отпугнуть ее, не поставить себя в неловкое положение, в слабую позицию, не потерять возможность получить премию. И, все-таки выдавив, отправил, не перечитывая.

«да, все так. хотим организовать новое шоу, где ребята делились бы тем, как мы им помогли наладить жизнь. хотим показать, насколько они стали счастливее, что у них изменилось вообще и в какую сторону»

Спохватившись довольно поздно, что мог сказать что-то неумелое, глупое, Гриша заметил, что Лилия сразу стала что-то печатать.

«а вот оно как ;) это вы здорово придумали кстати. вот только редко можно что-то получить бесплатно, знаешь?»

Изумительная наглость. Тогда Гриша предложил ей гонорар за участие в шоу. Разумеется, такое нужно согласовывать в первую очередь с начальством, но об этом он решил умолчать. В любом случае, Лилию подобные иллюзорные условия не убедили. Нет, она была согласна на участие, вот только все еще крайне прозрачно намекала на некий аванс. Грише казалось, что счет шел на минуты, секунды; что в любой момент он может потерять тот самый шанс, за которым гнался весь вечер, который нес его домой, который обещал ему успех. Недолго думая, он отправил скриншот чека с банковского приложения с одной лишь подписью:

«ну так как дела у Василисы? что нового?»

Вместо привычного «Лилия печатает» на экране появилось «Лилия записывает голосовое сообщение». Гриша не был особым приверженцем прослушивания пятиминутных речей, способных уместиться в несколько предложений. Но, кажется, иного выбора не было – он уже не мог устанавливать правила, если вообще устанавливал. Смирившись, Гриша откинулся в кресле и принялся ждать, вглядываясь в янтарные глаза на экране.
Спустя какое-то время, проведенное в размышлениях о теле, когда Гриша уже начал потихоньку утомляться от ожидания, сообщение все-таки пришло. С первых же секунд уши обволок одновременно севший, но высокий, звенящий голос. Речь и сама манера были какими-то расхлябанными, вязкими, распущенными, но вместе с тем сжатыми, будто нижняя челюсть Лилии была скована спазмом, как скобами при переломе. Ее интонации были совершенно не логичны, оторваны от привычных значений. Как будто слова, произносимые ей, изначально должны были иметь какой-то иной смысл.

«А че, мы ж на ты, вроде, да? Кхм… Вася суициднулась недавно, прикинь? Откуда знаю? Да мы с ней торчали вместе прост. Ну, понял, типа там соли, скорости, да еще всякое. Мы с ней и сдружились-то потому, что мне ее жаль стало. А торчать бесплатно нынче трудно, знаешь же, да? Забитая вся такая. Рассказывала, что, типа, как раз с шоу вот этого. Фотки показывала. Ну, реально же уродка была дикая. Я хз, как она вообще дожила до своих лет. Мы как-то жестко эмочками объелись однажды, короче, на хате у приятеля. А она на первом этаже, короче. Ну и там знаешь, типа, решетки. Так Васю когда вставило, с нее прям полилось. Она чуть не загналась даже. Тогда как раз мы с ней вдвоем че-то и разговорились сильно. В школе ее травили дико, пузырем называли или гнилой, че-то такое, короче. Девчонки с ней не то, что разговаривать, даже стоять рядом не хотели. Про пацанов вообще молчу. Ну, вернее, Вася молчала, а додумать легко, короче. Но я типа не берусь осуждать вот это все, понял? Я бы так же себя вела по-любому. Да все бы вели. Потом, короче, на домашку перевели ее под бабушкину опеку, она из дома совсем выходить перестала. Ну, вернее, ее типа бабушка пыталась выгулять, понял, но Вася походу слишком сильно боялась, что ее опять травить начнут, но уже на улице. Или бабушка этого боялась, поэтому Васю не выпускала… Хз, короче, не помню точно. Ну, ниче необычного, че поделать».

Гриша остановился. Он уже хотел было выключить голосовое и прочитать расшифровку, поддавшись растущему отвращению, но передумал. Слова часто транскрибировались неправильно, искажая изначальный смысл. Да еще с теми дефектами, которые он слышал, наверняка получилось бы действительно что-то не очень понятное. Тем более, оставалось, кажется, не так много. Можно и потерпеть.

«Че-то потом однажды тоже с ней разнюхались жестко в падике одном. Вышли на улицу покурить. Стоим, курим че-то, к забору прислонились. Она вдруг ни с того ни с сего говорит, типа, вот, внешне меня поправили более-менее, а внутри я все так же живу, говорит, Лиля. Хуйня все вокруг какая-то. Я, наверное, и торчу-то поэтому. С парнями, говорит, у меня все равно не ладится. Чувствую, что меня каждый тут наебать или выебать хочет. А может и все вместе. Я как будто все еще несостоятельная какая-то, переломанная вся и выдроченная, будто жизни во мне никакой никогда не было и нет. Шрамы эти ебучие у меня же все равно остались, помнишь, фотки-то я тебе показывала, где наросты были? Я их все равно маскирую, конечно, но разницы нет, потому что я ее не вижу. Как будто я не могу в жизнь эту войти нормально, которую мне подарили там. А к психологу она идти не хотела. Или к психиатру там, хз. Зачем мне оно, говорила. В этот раз дурой чтоб называли типа? Ебанутой какой-нибудь? Чтобы ее опять все обходили…
Помню, что я не ответила ей тогда ничем толком. Ну, а че, под солями всегда люди откровенничают, а чаще всего и борщат со своими эмоциями. Типа гипертрофируют, понял. По себе знаю. Я и не обратила внимания, думала, перегорит типа. Да так оно и было поначалу. Мы много раз юзали еще потом, она смеялась частенько даже, че-то погоняло ей придумали – «Вася Одно Касание». Марафонили сильно, короче. Ну, а потом, после очередного марафончика такого Вася пропала куда-то. Дозвониться до нее не могла. А там спустя день еще, может и больше, хз, выяснилось, что она суициднулась, короче. Жаль девчонку, конечно, но я так уже двух парней потеряла, прикинь. Похуй типа уже. Один овердознулся просто, а у второго менталка потекла. У этой тоже, походу».

Поначалу Гриша не совсем понял, что сейчас услышал. Не был уверен, стоит ли верить наркоманке, которая только что выпросила у него пару тысяч и гарантированное участие в шоу. Более того, в первые минуты он в целом не мог соотнести то, что видел на фото в резюме, с тем, что ему рассказали.
Спустя несколько мгновений наблюдения за обоями взгляд попал на часы. Время близилось к полуночи. Он поднялся из-за стола, закрыл ноутбук, ничего не ответив Лилии, и прошел на кухню. Вполне обыденно положил чайный пакетик в кружку, залил его кипятком, разбавил прохладной водой. Точно также обыденно достал из упаковки печенье и, сделав привычные пару укусов, положил обратно. В полном умиротворении Гриша, сделав все свои предсонные ритуалы, наконец расправил кровать, взбил подушки и подоткнул простынь, а затем лег, плотно накрывшись одеялом.
Лежа в мягкой кровати, он размышлял о том, как завтра пойдет на работу, как посмотрит до обеда анкеты, а после представит новоиспеченную историю сначала Елисею, а затем и начальству. Как получит премию, купит шерстяные носки, рубашку, брючки, пиджачок с замшевыми вставками на локтях. Как возьмет по пути домой кило черешни в лавке неподалеку и будет плеваться косточками в заборы. И заснул.

© Aldebaran 2024.
© Дмитрий Жданов.