королева
Ане
1.
Попутчики
В поезде моими попутчиками оказалась молодая пара. Болезненно-бледные, с безумным блеском в глазах, они то и дело о чем-то перешептывались, неустанно наглаживали друг дружку, сдержанно хихикали, страстно целовались…
Я же отрешенно наблюдал, как за окном смазанными красками мельтешит мир: уносятся прочь рощи и поляны, редкие одинокие избушки, деревеньки и села, озера с лодками и трассы с машинами. В конечном счете даже солнце куда-то делось, осталась лишь архаичная тьма с вкраплениями призрачного фосфоресцирующего света — все ночь и густой пугающий лес, что нескончаемой стеной тянулся последние час-полтора. И каждый раз, прикрыв в полудреме глаза, а то и вовсе отвернувшись, я невольно ловил себя на мысли, что из мрачной чащи на меня кто-то смотрит, внимательно следит, изучает. И так всю жизнь…
— Ну что, может, познакомимся? — предложил парень. — Вместе все ж едем.
— Верно. — Я пожал протянутую руку. — Тэд.
— Евгений, — сказал он и улыбнулся. — Занятное у тебя имечко, Тэд.
— Сокращенно от Тадеуш. — И, подумав, добавил: — Родители были теми еще приколистами.
— Ясненько… Ее, кстати, тоже Женей звать, — указал он на девушку.
Тут же буквально из ниоткуда возникла потрепанная спортивная сумка, а из нее — бутылка ржаного виски, пара банок кока-колы и три пластиковых стаканчика.
— Это хорошо, что мы одни в купе, — сказал Евгений, разбавляя виски колой. — Никто больше и не нужен.
— Твоя правда, — согласился я.
— Тэд, а ты к картишкам как относишься? — поинтересовалась Женя.
— Спокойно отношусь.
— Играешь?
— Играю. Чего ж не играть-то?
— Покер?
— Можно.
— Или в дурачка?
— Тоже можно.
— Уверен?
По правде, мне было плевать. Где-то за стеной ночи меня ждала Феодосия — должно быть, сказочный город, о котором я знал всего ничего. Знал, например, что там море перешептывается с ветром, и что окутанные дымкой холмы таинственны и молчаливы, а многочисленные туристы суетливы и жадны до зрелищ… Важным было лишь то, что Феодосия находится далеко-далеко — все, чего мне хотелось.
Путешествовал я налегке: один-единственный рюкзак с вещами, немного деньжат, документы. Еще утром, в Москве, у меня имелся мобильник, на который постоянно кто-то звонил и слал сообщения. Это было грустно и смешно одновременно, а также невольно воскрешало в памяти упреки Аллы, регулярно язвившей о бессмысленности и бесполезности всей моей жизни, о моей никчемности и ненужности. Все эти звонки и сообщения — большей частью, конечно же, реклама — настолько мне надоели, что перед тем как сесть в поезд, я швырнул мобильник в мусорный бак. Иногда полезно так делать — начинаешь понимать, что это у тебя власть над вещами, а не у них над тобой.
С того момента солнце лишь раз пересекло небосвод, а я — будучи уже в сотнях километрах от своего неприглядного прошлого — пил разведенный виски и играл со странными Женями в карты. К слову, играли мы просто, без каких-либо денежных ставок, а значит, и без существенного риска. Но игра у меня все равно не шла. Мистика какая-то: раз за разом я натыкался на червовую даму — козырную либо не в масть — и проигрывал, проигрывал… Так до тех пор, пока это дело мне не приелось, и тогда я отправился в тамбур — курить.
— Ты не переживай, — услышал голос за спиной.
Женя, худющая, слегка охмелевшая от виски, прислонилась к стене чуть поодаль и вертела в руках злосчастную колоду.
— Я и не переживаю, — сказал я. — Мне в картах редко везет.
Женя загадочно улыбнулась.
— А в любви?
— Да и в любви, признаться, тоже…
— Может, угостишь девушку сигареткой? — промурлыкала она и шагнула ко мне.
Она оказалась так близко и так пристально посмотрела мне в глаза — буквально в душу заглянула, — что я ощутил неловкость, даже смущение. И вдруг, помимо терпкого запаха Жениного пота и застоявшейся тамбурной гари, на меня повеяло чем-то еще. Но запах этот не был приятным или отталкивающим, нет. Едва уловимый, он вовсе не поддавался какому-либо определению, но пробуждал смутное желание, волнующее предчувствие перемен. Наверное, именно так пахнут мечты никому не нужного подростка о далеких странах, где ему не суждено побывать, и прекрасных незнакомках, чьи сердца ему не суждено покорить.
Я протянул Жене пачку.
— Пожалуйста.
— Благодарю.
Она отстранилась и, закурив, задумчиво скосилась на колоду в руке. Я же почувствовал облегчение: утраченное из-за ее близости самообладание постепенно возвращалось.
— Он шулер, — вдруг сказала она. — Женька, он, как и я. Мы фокусники, шулера.
— Чего?
Но вместо ответа она положила колоду на ладонь и зачем-то подбросила. Карты пестрым фонтаном разлетелись во все стороны и… каким-то непостижимым образом вновь собрались у нее на ладони.
— Неплохой флориш, — похвалил я.
Женя сжала сигарету зубами, с прищуром глянула на меня.
— Я и гадать умею. Смотри!
Она ловко перетасовала карты, а затем распустила их веером. На меня уставилось несметное полчище червовых дам.
— Это — твоя судьба, твоя королева, — сказала Женя.
— Издеваешься? — усмехнулся я.
— С чего ты взял?
— Да так…
— А ты в курсе, что у карт особая энергетика? Они могут лукавить, могут откровенно глумиться и подлить — все игроки это знают. Но также карты могут озолотить тебя, а то и поведать о будущем. Запомни, ничто не случайно и все взаимосвязано. И если ты считаешь иначе, то ты попросту очередной болван, слепо надеющийся на прикуп.
— В смысле?
— Поймешь.
— Лучше расскажи, как ты это делаешь?
— Да-а, — отмахнулась Женя, — ловкость рук и никакого мошенничества. Глянь-ка!
Она снова перетасовала карты и протянула их мне рубашкой вверх. Я осторожно взял колоду, принялся переворачивать карты. Все было как обычно: никаких тебе дам червей, кроме одной, положенной по рангу и масти.
— Здорово.
— Еще бы!
— Так… э-э… куда вы едете? — спросил я лишь потому, что надо было что-то спросить.
— Никуда, мы живем в этом поезде, — просто ответила Женя и вновь подошла ко мне. — Давно уже живем.
— Разве такое возможно?
Но вместо ответа Женя поцеловала меня, и вкус ее губ был восхитителен…
— Пойдем, — как ни в чем не бывало сказала она. — Женька мой, наверно, там уж заждался.
Очарованный, я покорно поплелся следом, но смотреть Евгению в глаза мне было и стыдно, и боязно. Он же, напротив, с хитрой ухмылкой вовсю на меня таращился. И в какой-то момент я понял, что он с самого начала обо всем знал. Вероятно даже, что именно он подбил Женю выйти за мной и разыграть этот прелестный мини-спектакль…
А ночью они занимались любовью, при этом нисколько меня не стесняясь.
Какое-то время я лежал неподвижно, одновременно желая и страшась повернуться в их сторону. Звук колес действовал на нервы, но сквозь это монотонное постукивание можно было уловить, как где-то в ночи — снаружи этой мчащейся железной коробки — рычат и завывают древние чудища, стонут духи, не нашедшие себе места в современном мире, рокочут проклятия, в которые больше никто не верит, вздыхают боги, которым давно уже никто не молится… Перед глазами же неустанно маячила червовая дама, но смысл этого видения был от меня сокрыт…
Под конец, взмокший от пота и изнуряющей бессонницы, я таки отважился и тайком принялся наблюдать за моими попутчиками. И представшая сцена открыла мне еще одну правду: они были не просто чудаковатой парочкой наркоманского вида, нет.
Они были родственниками. Возможно, двойняшками.
2.
Истории
В Феодосию я приехал вечером следующего дня.
Центральный вокзал находился на самом берегу, и когда я шагнул из душного вагона, то в закатной прохладе этого южного городка различил аромат морской соли и вольного ветра, жадно вдохнул его, улыбнулся. На море мне доводилось бывать и раньше, но каждое возвращение разительно отличается от предыдущего, ведь всякий визит к морю — это словно акт божественного причащения, несущий в себе открытие, даже сакральное понимание. Это как первый секс, на фоне которого все последующие неумолимо сливаются в одно сплошное месиво — череда подстегиваемых инстинктом случек, среди которых ты помнишь лишь тот заветный раз, оцениваешь его, прокручиваешь в голове снова и снова… С морем все вроде бы так же, но при этом несколько иначе. Это тот опыт, который просто не может сделаться безвкусной тестообразной массой прожитых дней, так как каждая новая встреча — она особенная, не такая, как предыдущие.
И нынешнее мое путешествие не было исключением.
Небольшое, под завязку набитое людьми здание вокзала выводило на площадь, с которой по правую руку тянулась береговая линия с пляжами, многочисленными кафе, ресторанами и ночными клубами, а если податься левей, то можно было углубиться в пленительную тишину узких улочек и аллей. Дома в Феодосии оказались невысокие, это радовало. И даже туристы — сплошь пестрое шумное столпотворение — нисколько не нервировали, потому что каким-то непостижимым образом дополняли атмосферу города — дух самой Феодосии! — становясь неотрывной ее частью.
Уберите отсюда туристов, и местность вокруг превратится в… во что? В обитель привидений? Правда ли?
Хотя, насколько я мог судить, привидений здесь тоже хватало.
— Молодой человек, — обратилась ко мне тучная женщина лет пятидесяти, — вам нужна комната?
— Нужна. А далеко?
— Два квартала в глубь города. Ванна и туалет отдельно, есть телевизор и вентилятор. Комната просторная, со своим холодильником и балконом. Можно сказать, квартира.
— Звучит неплохо. И сколько хотите?
Женщина окинула меня оценивающим взглядом, нервно закусила губу.
— Идемте. — Она галантно взяла меня под руку и повела с привокзальной площади. — Для вас особая цена.
Минутой позже — или же пролетел целый час? — мы брели по какому-то парку, и густые тени извивались у наших ног, лизали нам пятки. А вокруг было тихо и мрачно, лишь свет редких фонарей выхватывал из непроницаемой темени рваные куски местности.
— Смеркается здесь быстро, а ночи чернее черного, — сообщила женщина. — Так что будьте осторожны. У нас небольшой город, но приезжих хватает. И в этой непроглядной тьме с ними всякое может случиться. Вы только не подумайте, я вас не пугаю. Просто хочу предостеречь.
В воздухе же переливалось эхо полуденного зноя. Солнце здесь наверняка очень яркое, а ночи, как и сказала моя таинственная спутница, чернее черного. И в этой мазутной черноте мимо меня то и дело проносились огромные мотыльки, в траве надрывно стрекотали цикады, а где-то неподалеку лаяла собака. Помимо этого других звуков практически не было…
— Вот и пришли, — сказала женщина, скрипнув калиткой. — Осторожнее, здесь ступенька… Еще одна… У нас очень темно. И не обращайте внимания на собаку. Она на цепи, да и… все равно не кусачая — так, больше для вида.
Я же пробирался сквозь какие-то заросли, судорожно втягивал носом незнакомый сладковатый аромат, прислушивался и слышал, как где-то рядом натужно дышит пес — судя по всему, огромный пес.
Не-е, то и не пес был вовсе, а натуральный волкодлак из старинных приданий. Не удивлюсь, если кто-то из местных — скромняга днем и чудовище ночью. И вот он охотится, затаился, наблюдает за мной…
За всеми этими мыслями я не сразу заметил, как женщина ушла куда-то вперед и исчезла. Лишившись проводника в этом сумрачном царстве, я и вовсе потерялся в пространстве — оглядывался, прислушивался, вздрагивал всякий раз…
И вдруг во тьме сверкнули желтые кошачьи глаза, но… очень уж большие для обычной кошки.
— У вас тут пумы, случаем, не водятся? — поежился я, но ответа не последовало.
Застыв как вкопанный, я в который раз огляделся, ощущая, как на лбу крупными каплями проступает пот, как нарастает паника и как учащается сердцебиение…
Едва слышно зашуршала трава, а кошачьи глаза будто приблизились… Или это только почудилось? Вспомнил, что нельзя бояться хищников. Якобы при страхе человек выделяет некий защитный фермент, который чувствуют звери (такие, как собаки, например… или пумы). Этот фермент пугает их, оттого они и атакуют. Они защищаются потому, что боятся нас, потому, что мы, в свою очередь, боимся их.
Ну разве не ирония?
— Проходите, — раздался тут голос женщины.
Вспыхнул свет, и я зажмурился — настолько ярким он мне показался. На деле то была заурядная сороковаттная лампочка, вокруг которой тут же образовался рой из мошкары и маленьких мотыльков.
Женщина выжидающе смотрела на меня, указывая рукой на лестницу.
— Нам на второй этаж, — пояснила она.
Комната и вправду оказалась просторной. Большой телевизор, два вентилятора на ножках, двуспальная кровать, шкаф, невысокий холодильник, а на стенах множество фотографий.
Последние отчего-то заинтриговали. То были работы неизвестных мне авторов, запечатлевших местечки старого Лондона, цветущие тюльпаны Амстердама, живописные улочки Праги, зеленоватую воду каналов и гондолы со стройными гондольерами в Венеции, пейзажи с темнеющими на горизонте незнакомыми городами, угрюмые и величественные замки в горах Баварии…
— Устраивает? — поинтересовалась женщина.
Повернувшись к окну, я увидел на подоконнике зачахший цветок и допотопный магнитофон с парой-тройкой аудиокассет — Би Би Кинг, Эдит Пиаф, The Beatles, Фрэнк Синатра.
— Вполне, — кивнул я, решив, что здесь и останусь. Бродить в такую темень, подыскивая себе жилье, не особо хотелось. — Так что насчет цены?
— Ах да, цена… — Она почесала щеку, растерянно скосилась на одну из фотографий. — Расскажите мне историю, молодой человек.
— Уильям.
— Уильям? Интересное у вас имя, — скромно улыбнулась она, но сама не представилась. — Вы откуда-то из-за границы?
Ее взгляд вновь устремился к фотографиям на стенах, а в глазах отразилось затухающее пламя неосуществленных надежд и несбывшихся мечтаний.
— Нет, — покачал я головой, — из России. И всю жизнь прожил в России. Просто вот… родителям захотелось, потому так и назвали. Так что за история?
— Удивите меня, — попросила женщина. — Расскажите невероятную историю, которая бы меня поразила. И тогда комната ваша. На тот срок, на какой пожелаете.
Скинув рюкзак с плеча, я уселся на кровать и уставился на свои колени.
— Любопытно…
— Таковы мои условия! — В ее голосе зазвенела сталь. Наверное, слишком часто она сталкивалась с непониманием, и ей уже надоело объяснять, что и зачем она делает. — Если не нравится, можете поискать другую комнату. Думаю, тысяч за десять…
Тут раз-другой моргнул свет, а лицо женщины как-то неестественно побледнело, в глазах залегли тени.
Мне стало не по себе.
— Нет-нет, — успокоил я ее. — Загвоздка не в этом. Просто… я всегда умел рассказывать истории. Всякие истории. Отчасти этим и привлекал к себе внимание. А тут… своей просьбой вы как бы выбили меня из колеи.
— Ну так что?
— Хорошо. — Я почесал затылок. — Знаете, со мной в купе ехала крайне странная парочка. Они были фокусниками и утверждали, что живут в поезде…
— Карточные боги, — перебила меня женщина. — Король, дама и валет, отец с двумя детьми, семейная пара либо же брат с сестрой. И всегда одно свободное место — для того, с кем они вознамерились встретиться. Если что, вы не первый, кто мне про них рассказывает.
Я опешил.
— Как вы их назвали? Карточные боги?
— Не суть. Я хочу другую историю, Уильям. Что-нибудь действительно немыслимое — такое, чего я еще не слышала.
— Да, конечно… В общем… эм… в хронике Великой Отечественной известен случай, когда мальчишка сбил из рогатки истребитель. Представляете? Тот на бреющем пролетал над домом и пошел на второй заход, чтоб изрешетить из пулеметов и дом, и жильцов. А мальчишка… Короче, он сидел на крыльце и попросту выстрелил камнем в самолет. Камень пробил окно, пилот потерял управление…
— Нет, — покачала головой женщина, — и это не история. Скучно.
Отвернувшись, она грустно вздохнула.
— Извините, — сказала некоторое время спустя. — Думаю, найдутся еще люди, которые захотят поселиться в этой комнате…
— Подождите, — попросил я. — Мне кажется, я знаю вашу историю.
Она недоверчиво глянула на меня, пожала плечами.
— Я люблю тебя, — выдохнул я, почему-то вспомнив Аллу, ее клятвы и проклятия. — Люблю с первой минуты, как увидел — там, на вокзале. Ты прекрасна. И, пожалуйста, прости за то, что обманул. Я не из России. На самом деле я родом из далекой-далекой страны, которой не отыскать ни на одной карте. Но страна эта известная, у нее тысячи названий — Шангри-Ла, Эльдорадо, Атлантида… Я же путешествую по всему миру, гуляю по городам, смотрю на людей и слушаю их рассказы. И у меня нет дома, потому что весь мир — мой дом. И у меня нет имени, потому что все имена — мои. И конечной цели у меня тоже нет — потому что дорога и есть моя цель. Но зато у меня есть сердце, и ты — его королева.
Алле я тоже подобное говорил — столько, сколько ей было нужно. Но потом она устала от моих клятв, ей наскучили мои истории. А может, и нет. Может, все дело в том, что с самого начала мы оба знали, что я бессовестно лгу?
Но лгал ли я?
Женщина долго не отвечала, но молча, отрешенным взглядом изучала фотографии на стенах. Наконец она повернулась ко мне, и тени в ее глазах стали гуще, страшнее, а затем — миг — и засверкали звезды. Блеснула одна-единственная слеза, тучные щеки вздрогнули, из горла вырвался всхлип.
— Нет, Уильям, — прошептала женщина, — я не она. Но комнату вы получили.
И, не произнеся больше ни слова, вышла прочь.
© Aldebaran 2022.
© Евгений Долматович.
1.
Попутчики
В поезде моими попутчиками оказалась молодая пара. Болезненно-бледные, с безумным блеском в глазах, они то и дело о чем-то перешептывались, неустанно наглаживали друг дружку, сдержанно хихикали, страстно целовались…
Я же отрешенно наблюдал, как за окном смазанными красками мельтешит мир: уносятся прочь рощи и поляны, редкие одинокие избушки, деревеньки и села, озера с лодками и трассы с машинами. В конечном счете даже солнце куда-то делось, осталась лишь архаичная тьма с вкраплениями призрачного фосфоресцирующего света — все ночь и густой пугающий лес, что нескончаемой стеной тянулся последние час-полтора. И каждый раз, прикрыв в полудреме глаза, а то и вовсе отвернувшись, я невольно ловил себя на мысли, что из мрачной чащи на меня кто-то смотрит, внимательно следит, изучает. И так всю жизнь…
— Ну что, может, познакомимся? — предложил парень. — Вместе все ж едем.
— Верно. — Я пожал протянутую руку. — Тэд.
— Евгений, — сказал он и улыбнулся. — Занятное у тебя имечко, Тэд.
— Сокращенно от Тадеуш. — И, подумав, добавил: — Родители были теми еще приколистами.
— Ясненько… Ее, кстати, тоже Женей звать, — указал он на девушку.
Тут же буквально из ниоткуда возникла потрепанная спортивная сумка, а из нее — бутылка ржаного виски, пара банок кока-колы и три пластиковых стаканчика.
— Это хорошо, что мы одни в купе, — сказал Евгений, разбавляя виски колой. — Никто больше и не нужен.
— Твоя правда, — согласился я.
— Тэд, а ты к картишкам как относишься? — поинтересовалась Женя.
— Спокойно отношусь.
— Играешь?
— Играю. Чего ж не играть-то?
— Покер?
— Можно.
— Или в дурачка?
— Тоже можно.
— Уверен?
По правде, мне было плевать. Где-то за стеной ночи меня ждала Феодосия — должно быть, сказочный город, о котором я знал всего ничего. Знал, например, что там море перешептывается с ветром, и что окутанные дымкой холмы таинственны и молчаливы, а многочисленные туристы суетливы и жадны до зрелищ… Важным было лишь то, что Феодосия находится далеко-далеко — все, чего мне хотелось.
Путешествовал я налегке: один-единственный рюкзак с вещами, немного деньжат, документы. Еще утром, в Москве, у меня имелся мобильник, на который постоянно кто-то звонил и слал сообщения. Это было грустно и смешно одновременно, а также невольно воскрешало в памяти упреки Аллы, регулярно язвившей о бессмысленности и бесполезности всей моей жизни, о моей никчемности и ненужности. Все эти звонки и сообщения — большей частью, конечно же, реклама — настолько мне надоели, что перед тем как сесть в поезд, я швырнул мобильник в мусорный бак. Иногда полезно так делать — начинаешь понимать, что это у тебя власть над вещами, а не у них над тобой.
С того момента солнце лишь раз пересекло небосвод, а я — будучи уже в сотнях километрах от своего неприглядного прошлого — пил разведенный виски и играл со странными Женями в карты. К слову, играли мы просто, без каких-либо денежных ставок, а значит, и без существенного риска. Но игра у меня все равно не шла. Мистика какая-то: раз за разом я натыкался на червовую даму — козырную либо не в масть — и проигрывал, проигрывал… Так до тех пор, пока это дело мне не приелось, и тогда я отправился в тамбур — курить.
— Ты не переживай, — услышал голос за спиной.
Женя, худющая, слегка охмелевшая от виски, прислонилась к стене чуть поодаль и вертела в руках злосчастную колоду.
— Я и не переживаю, — сказал я. — Мне в картах редко везет.
Женя загадочно улыбнулась.
— А в любви?
— Да и в любви, признаться, тоже…
— Может, угостишь девушку сигареткой? — промурлыкала она и шагнула ко мне.
Она оказалась так близко и так пристально посмотрела мне в глаза — буквально в душу заглянула, — что я ощутил неловкость, даже смущение. И вдруг, помимо терпкого запаха Жениного пота и застоявшейся тамбурной гари, на меня повеяло чем-то еще. Но запах этот не был приятным или отталкивающим, нет. Едва уловимый, он вовсе не поддавался какому-либо определению, но пробуждал смутное желание, волнующее предчувствие перемен. Наверное, именно так пахнут мечты никому не нужного подростка о далеких странах, где ему не суждено побывать, и прекрасных незнакомках, чьи сердца ему не суждено покорить.
Я протянул Жене пачку.
— Пожалуйста.
— Благодарю.
Она отстранилась и, закурив, задумчиво скосилась на колоду в руке. Я же почувствовал облегчение: утраченное из-за ее близости самообладание постепенно возвращалось.
— Он шулер, — вдруг сказала она. — Женька, он, как и я. Мы фокусники, шулера.
— Чего?
Но вместо ответа она положила колоду на ладонь и зачем-то подбросила. Карты пестрым фонтаном разлетелись во все стороны и… каким-то непостижимым образом вновь собрались у нее на ладони.
— Неплохой флориш, — похвалил я.
Женя сжала сигарету зубами, с прищуром глянула на меня.
— Я и гадать умею. Смотри!
Она ловко перетасовала карты, а затем распустила их веером. На меня уставилось несметное полчище червовых дам.
— Это — твоя судьба, твоя королева, — сказала Женя.
— Издеваешься? — усмехнулся я.
— С чего ты взял?
— Да так…
— А ты в курсе, что у карт особая энергетика? Они могут лукавить, могут откровенно глумиться и подлить — все игроки это знают. Но также карты могут озолотить тебя, а то и поведать о будущем. Запомни, ничто не случайно и все взаимосвязано. И если ты считаешь иначе, то ты попросту очередной болван, слепо надеющийся на прикуп.
— В смысле?
— Поймешь.
— Лучше расскажи, как ты это делаешь?
— Да-а, — отмахнулась Женя, — ловкость рук и никакого мошенничества. Глянь-ка!
Она снова перетасовала карты и протянула их мне рубашкой вверх. Я осторожно взял колоду, принялся переворачивать карты. Все было как обычно: никаких тебе дам червей, кроме одной, положенной по рангу и масти.
— Здорово.
— Еще бы!
— Так… э-э… куда вы едете? — спросил я лишь потому, что надо было что-то спросить.
— Никуда, мы живем в этом поезде, — просто ответила Женя и вновь подошла ко мне. — Давно уже живем.
— Разве такое возможно?
Но вместо ответа Женя поцеловала меня, и вкус ее губ был восхитителен…
— Пойдем, — как ни в чем не бывало сказала она. — Женька мой, наверно, там уж заждался.
Очарованный, я покорно поплелся следом, но смотреть Евгению в глаза мне было и стыдно, и боязно. Он же, напротив, с хитрой ухмылкой вовсю на меня таращился. И в какой-то момент я понял, что он с самого начала обо всем знал. Вероятно даже, что именно он подбил Женю выйти за мной и разыграть этот прелестный мини-спектакль…
А ночью они занимались любовью, при этом нисколько меня не стесняясь.
Какое-то время я лежал неподвижно, одновременно желая и страшась повернуться в их сторону. Звук колес действовал на нервы, но сквозь это монотонное постукивание можно было уловить, как где-то в ночи — снаружи этой мчащейся железной коробки — рычат и завывают древние чудища, стонут духи, не нашедшие себе места в современном мире, рокочут проклятия, в которые больше никто не верит, вздыхают боги, которым давно уже никто не молится… Перед глазами же неустанно маячила червовая дама, но смысл этого видения был от меня сокрыт…
Под конец, взмокший от пота и изнуряющей бессонницы, я таки отважился и тайком принялся наблюдать за моими попутчиками. И представшая сцена открыла мне еще одну правду: они были не просто чудаковатой парочкой наркоманского вида, нет.
Они были родственниками. Возможно, двойняшками.
2.
Истории
В Феодосию я приехал вечером следующего дня.
Центральный вокзал находился на самом берегу, и когда я шагнул из душного вагона, то в закатной прохладе этого южного городка различил аромат морской соли и вольного ветра, жадно вдохнул его, улыбнулся. На море мне доводилось бывать и раньше, но каждое возвращение разительно отличается от предыдущего, ведь всякий визит к морю — это словно акт божественного причащения, несущий в себе открытие, даже сакральное понимание. Это как первый секс, на фоне которого все последующие неумолимо сливаются в одно сплошное месиво — череда подстегиваемых инстинктом случек, среди которых ты помнишь лишь тот заветный раз, оцениваешь его, прокручиваешь в голове снова и снова… С морем все вроде бы так же, но при этом несколько иначе. Это тот опыт, который просто не может сделаться безвкусной тестообразной массой прожитых дней, так как каждая новая встреча — она особенная, не такая, как предыдущие.
И нынешнее мое путешествие не было исключением.
Небольшое, под завязку набитое людьми здание вокзала выводило на площадь, с которой по правую руку тянулась береговая линия с пляжами, многочисленными кафе, ресторанами и ночными клубами, а если податься левей, то можно было углубиться в пленительную тишину узких улочек и аллей. Дома в Феодосии оказались невысокие, это радовало. И даже туристы — сплошь пестрое шумное столпотворение — нисколько не нервировали, потому что каким-то непостижимым образом дополняли атмосферу города — дух самой Феодосии! — становясь неотрывной ее частью.
Уберите отсюда туристов, и местность вокруг превратится в… во что? В обитель привидений? Правда ли?
Хотя, насколько я мог судить, привидений здесь тоже хватало.
— Молодой человек, — обратилась ко мне тучная женщина лет пятидесяти, — вам нужна комната?
— Нужна. А далеко?
— Два квартала в глубь города. Ванна и туалет отдельно, есть телевизор и вентилятор. Комната просторная, со своим холодильником и балконом. Можно сказать, квартира.
— Звучит неплохо. И сколько хотите?
Женщина окинула меня оценивающим взглядом, нервно закусила губу.
— Идемте. — Она галантно взяла меня под руку и повела с привокзальной площади. — Для вас особая цена.
Минутой позже — или же пролетел целый час? — мы брели по какому-то парку, и густые тени извивались у наших ног, лизали нам пятки. А вокруг было тихо и мрачно, лишь свет редких фонарей выхватывал из непроницаемой темени рваные куски местности.
— Смеркается здесь быстро, а ночи чернее черного, — сообщила женщина. — Так что будьте осторожны. У нас небольшой город, но приезжих хватает. И в этой непроглядной тьме с ними всякое может случиться. Вы только не подумайте, я вас не пугаю. Просто хочу предостеречь.
В воздухе же переливалось эхо полуденного зноя. Солнце здесь наверняка очень яркое, а ночи, как и сказала моя таинственная спутница, чернее черного. И в этой мазутной черноте мимо меня то и дело проносились огромные мотыльки, в траве надрывно стрекотали цикады, а где-то неподалеку лаяла собака. Помимо этого других звуков практически не было…
— Вот и пришли, — сказала женщина, скрипнув калиткой. — Осторожнее, здесь ступенька… Еще одна… У нас очень темно. И не обращайте внимания на собаку. Она на цепи, да и… все равно не кусачая — так, больше для вида.
Я же пробирался сквозь какие-то заросли, судорожно втягивал носом незнакомый сладковатый аромат, прислушивался и слышал, как где-то рядом натужно дышит пес — судя по всему, огромный пес.
Не-е, то и не пес был вовсе, а натуральный волкодлак из старинных приданий. Не удивлюсь, если кто-то из местных — скромняга днем и чудовище ночью. И вот он охотится, затаился, наблюдает за мной…
За всеми этими мыслями я не сразу заметил, как женщина ушла куда-то вперед и исчезла. Лишившись проводника в этом сумрачном царстве, я и вовсе потерялся в пространстве — оглядывался, прислушивался, вздрагивал всякий раз…
И вдруг во тьме сверкнули желтые кошачьи глаза, но… очень уж большие для обычной кошки.
— У вас тут пумы, случаем, не водятся? — поежился я, но ответа не последовало.
Застыв как вкопанный, я в который раз огляделся, ощущая, как на лбу крупными каплями проступает пот, как нарастает паника и как учащается сердцебиение…
Едва слышно зашуршала трава, а кошачьи глаза будто приблизились… Или это только почудилось? Вспомнил, что нельзя бояться хищников. Якобы при страхе человек выделяет некий защитный фермент, который чувствуют звери (такие, как собаки, например… или пумы). Этот фермент пугает их, оттого они и атакуют. Они защищаются потому, что боятся нас, потому, что мы, в свою очередь, боимся их.
Ну разве не ирония?
— Проходите, — раздался тут голос женщины.
Вспыхнул свет, и я зажмурился — настолько ярким он мне показался. На деле то была заурядная сороковаттная лампочка, вокруг которой тут же образовался рой из мошкары и маленьких мотыльков.
Женщина выжидающе смотрела на меня, указывая рукой на лестницу.
— Нам на второй этаж, — пояснила она.
Комната и вправду оказалась просторной. Большой телевизор, два вентилятора на ножках, двуспальная кровать, шкаф, невысокий холодильник, а на стенах множество фотографий.
Последние отчего-то заинтриговали. То были работы неизвестных мне авторов, запечатлевших местечки старого Лондона, цветущие тюльпаны Амстердама, живописные улочки Праги, зеленоватую воду каналов и гондолы со стройными гондольерами в Венеции, пейзажи с темнеющими на горизонте незнакомыми городами, угрюмые и величественные замки в горах Баварии…
— Устраивает? — поинтересовалась женщина.
Повернувшись к окну, я увидел на подоконнике зачахший цветок и допотопный магнитофон с парой-тройкой аудиокассет — Би Би Кинг, Эдит Пиаф, The Beatles, Фрэнк Синатра.
— Вполне, — кивнул я, решив, что здесь и останусь. Бродить в такую темень, подыскивая себе жилье, не особо хотелось. — Так что насчет цены?
— Ах да, цена… — Она почесала щеку, растерянно скосилась на одну из фотографий. — Расскажите мне историю, молодой человек.
— Уильям.
— Уильям? Интересное у вас имя, — скромно улыбнулась она, но сама не представилась. — Вы откуда-то из-за границы?
Ее взгляд вновь устремился к фотографиям на стенах, а в глазах отразилось затухающее пламя неосуществленных надежд и несбывшихся мечтаний.
— Нет, — покачал я головой, — из России. И всю жизнь прожил в России. Просто вот… родителям захотелось, потому так и назвали. Так что за история?
— Удивите меня, — попросила женщина. — Расскажите невероятную историю, которая бы меня поразила. И тогда комната ваша. На тот срок, на какой пожелаете.
Скинув рюкзак с плеча, я уселся на кровать и уставился на свои колени.
— Любопытно…
— Таковы мои условия! — В ее голосе зазвенела сталь. Наверное, слишком часто она сталкивалась с непониманием, и ей уже надоело объяснять, что и зачем она делает. — Если не нравится, можете поискать другую комнату. Думаю, тысяч за десять…
Тут раз-другой моргнул свет, а лицо женщины как-то неестественно побледнело, в глазах залегли тени.
Мне стало не по себе.
— Нет-нет, — успокоил я ее. — Загвоздка не в этом. Просто… я всегда умел рассказывать истории. Всякие истории. Отчасти этим и привлекал к себе внимание. А тут… своей просьбой вы как бы выбили меня из колеи.
— Ну так что?
— Хорошо. — Я почесал затылок. — Знаете, со мной в купе ехала крайне странная парочка. Они были фокусниками и утверждали, что живут в поезде…
— Карточные боги, — перебила меня женщина. — Король, дама и валет, отец с двумя детьми, семейная пара либо же брат с сестрой. И всегда одно свободное место — для того, с кем они вознамерились встретиться. Если что, вы не первый, кто мне про них рассказывает.
Я опешил.
— Как вы их назвали? Карточные боги?
— Не суть. Я хочу другую историю, Уильям. Что-нибудь действительно немыслимое — такое, чего я еще не слышала.
— Да, конечно… В общем… эм… в хронике Великой Отечественной известен случай, когда мальчишка сбил из рогатки истребитель. Представляете? Тот на бреющем пролетал над домом и пошел на второй заход, чтоб изрешетить из пулеметов и дом, и жильцов. А мальчишка… Короче, он сидел на крыльце и попросту выстрелил камнем в самолет. Камень пробил окно, пилот потерял управление…
— Нет, — покачала головой женщина, — и это не история. Скучно.
Отвернувшись, она грустно вздохнула.
— Извините, — сказала некоторое время спустя. — Думаю, найдутся еще люди, которые захотят поселиться в этой комнате…
— Подождите, — попросил я. — Мне кажется, я знаю вашу историю.
Она недоверчиво глянула на меня, пожала плечами.
— Я люблю тебя, — выдохнул я, почему-то вспомнив Аллу, ее клятвы и проклятия. — Люблю с первой минуты, как увидел — там, на вокзале. Ты прекрасна. И, пожалуйста, прости за то, что обманул. Я не из России. На самом деле я родом из далекой-далекой страны, которой не отыскать ни на одной карте. Но страна эта известная, у нее тысячи названий — Шангри-Ла, Эльдорадо, Атлантида… Я же путешествую по всему миру, гуляю по городам, смотрю на людей и слушаю их рассказы. И у меня нет дома, потому что весь мир — мой дом. И у меня нет имени, потому что все имена — мои. И конечной цели у меня тоже нет — потому что дорога и есть моя цель. Но зато у меня есть сердце, и ты — его королева.
Алле я тоже подобное говорил — столько, сколько ей было нужно. Но потом она устала от моих клятв, ей наскучили мои истории. А может, и нет. Может, все дело в том, что с самого начала мы оба знали, что я бессовестно лгу?
Но лгал ли я?
Женщина долго не отвечала, но молча, отрешенным взглядом изучала фотографии на стенах. Наконец она повернулась ко мне, и тени в ее глазах стали гуще, страшнее, а затем — миг — и засверкали звезды. Блеснула одна-единственная слеза, тучные щеки вздрогнули, из горла вырвался всхлип.
— Нет, Уильям, — прошептала женщина, — я не она. Но комнату вы получили.
И, не произнеся больше ни слова, вышла прочь.
© Aldebaran 2022.
© Евгений Долматович.