Семен, опустив голову, медленно шел по лесу, и выискивал в траве маленькие голубенькие цветы. Собственно, их и искать-то не надо, этих цветов много, они росли повсюду, но Семену нужны особые цветы. Он не знал, по каким критериям выбирает их. Он и слова-то такого не знал, он просто чувствовал, что вот это цветок нужно сорвать, а вот этот не надо. Ну, вот и последний; Семен встал рядом с цветком на колени, невзирая на то, что трава с утра еще сырая, осторожно раздвинул кривыми покалеченными пальцами траву и, сорвал растение. Да. Этот цветок понравится белому человеку, он будет рад ему.

Зажав маленький букетик в руке, Семен, улыбаясь, направился к дому. Он улыбался всегда и всем. Ему нравилась жизнь. Ему нравились белые люди, с которыми он жил в большом доме. Нравился лес, окружающий его дом, нравились голубые цветы, он срывал их и дарил белым людям. Ему не нравилось только одно. Голубые цветы не росли постоянно, они уходили, когда становилось холодно. Но до того как цветы уйдут, еще далеко, и Семен старался об этом не думать.

Еще Семен любил солнце. Очень любил. Он много раз пытался рассмотреть его, но у него ничего не получалось. Яркое желтое пятно быстро становилось ослепительно белым, и единственное, что он успевал увидеть, это мелькнувший круг с четко очерченными краями. На этом, как правило, все и заканчивалось, у него начинали бежать слезы, резало глаза, и он потом какое-то время почти ничего не мог видеть из-за мельтешивших перед глазами светлых пятен. Но Семен все равно радовался, он вытирал ладонями слезы, шмыгал носом и смеялся. Он любил Солнце. Он видел и чувствовал его.

Вот и сейчас, словно поняв, о чем он думает, светило, разогнав утренние тучки, обрушилось на него всей своей приятной мощью, и Семен, раскинув руки и задрав голову к небу, широко открыл глаза навстречу этому свету. Все произошло, как всегда. Почувствовав, как по лицу побежали невольные слезы и заплясали в голове яркие круги, Семен счастливо засмеялся, и, не опуская рук, начал медленно кружиться, представляя себя плывущим в этом ярком свете, приятно согревающем лицо и испаряющем слезы радости.

Доктор стоял возле окна в кабинете и смотрел, как Семен возвращается из леса, росшего внутри огороженной высоким забором территории больницы. Даже с такого довольно большого расстояния видно, что колени у парня мокрые.

 «Опять по траве ползал», — вздохнул доктор и посмотрел на часы. Время до начала обхода еще оставалось, и он опять перевел взгляд за окно. Там, на дорожке, выложенной желтой брусчаткой, подняв голову вверх, кружился его пациент, больной мозг которого перестал ему служить.

Доктор опять вздохнул, взял лежащие на столе очки и положил их в нагрудный карман халата. Вдаль он видел хорошо, однако читать без очков уже не мог, возраст, знаете ли. Доктор недоуменно хмыкнул.

«Вот ведь, дела какие, годиков мне еще не очень много, а зрение уже подсело. Это в пятьдесят-то! А что в шестьдесят будет? Жуть, одним словом». Не успев подумать о неприятностях со своим зрением, доктор досадливо поморщился: «Ну, надо же! Тоже мне жуть с кошмаром нашел. Жуть она вон там, за окном, задрала голову к небу и кружится, пуская радостные слюни. Вот уж где жуть так жуть!».

Он постоял еще немного, размышляя, и, решив нарушить традицию начинать обход с первой палаты, направился на улицу, где на желтой дорожке стоял и смеялся больной из седьмой палаты.

— Здравствуй, Семен! — улыбнулся доктор и как всегда внимательно стал всматриваться в глаза парня, в надежде увидеть в них хотя бы маленький проблеск разума.

Семен не ответил. Он на протяжении вот уже трех лет смотрел в глаза доктору глупыми счастливыми глазами и улыбался. Еще он кивал головой, словно соглашаясь со всем, что ему говорили.

— У тебя, я вижу как обычно хорошее настроение! — констатировал доктор и, показав рукой на скамейку, очень кстати оказавшуюся рядом с ними, предложил:

— Присаживайся друг мой, в ногах, как говорится, правды нет.

И первым сел, зная, что больной не сядет рядом с ним — сколько уж раз пытался уговорить его присесть. Напротив, если Семен сидел, то увидев идущего доктора, он обязательно вставал.

Семен увидел приближающегося к нему белого человека и перестал кружиться. Он знал, что белый человек сейчас подойдет к нему, и от него начнут доноситься гулкие и смешные звуки: «Бу-бу-бу-бу-бу…» Семен не знал, что это значит, но этот белый человек ему нравился, и для него он тоже срывал цветок. И он не должен ошибиться, а то человек может обидеться, если Семен отдаст ему цветок, предназначенный для другого белого человека.

Доктор сидел на лавке и терпеливо ждал, когда больной выберет растение. Однако в этот раз, пациент, видимо, не смог определить, который из них отдать. Он уселся прямо на дорожку, разложил перед собой цветы и начал их перебирать, беззвучно шевеля губами. Наконец выбрал нужный, и, не вставая, по-прежнему улыбаясь, протянул его в сторону доктора.

«Ну что же. Обход начался», — грустно подумал доктор, встал со скамейки, и взял из рук Семена незабудку. Проходя мимо сидящего на брусчатке парня, не удержался и погладил того по лохматой голове. Семен, как и его сын, когда-то служил в армии. Иногда доктор представлял себе, что на месте этого парня мог оказаться его ребенок, от этой мысли он приходил в неописуемый ужас. У него выступали слезы на глазах, и он начинал лихорадочно звонить сыну. Звонить только для того, чтобы услышать его голос и понять, что у того все в порядке. Он слушал родной голос и радовался тому, что этот кошмар произошел не с его мальчиком, а с другим человеком. Доктор стыдился этой радости, но ничего не мог поделать с этим, он просто радовался.

* * *

Когда белый человек ушел, Семен посидел еще некоторое время на дорожке, радуясь тому, что сделал все правильно. Потом он встал и пошел в дом, где его скоро посадят за стол, дадут в руки ложку и покажут, что с ней надо делать. Семен в предвкушении приятного события, связанного с ложкой, опять радостно засмеялся. Его огорчало только одно — он постоянно забывал, что надо делать с ложкой, честно пытался удержать это в голове, но ничего не получалось, память подводила его.

Елена Сергеевна сидела в ординаторской за своим столом и благодаря удачному его расположению прямо напротив окна, видела все, что происходит во дворе больницы. Вот и сейчас она знала, что врачи ждут ее команды, когда надо будет подниматься и начинать подготовку к обходу. Увидев, что главный врач направился к корпусу, оставив за своей спиной сидящего на дорожке Семена, она поднялась, одернула халат и сказала:

— Идет. Пора начинать…

И первой направилась к выходу из ординаторской.

Их, людей в белых халатах, в клинике работало семь человек: три врача-психиатра вместе с ней, врач-терапевт, старшая медицинская сестра, заместитель главного врача и сам главный врач. Остальной персонал одевался в синюю униформу. Два раза в неделю все они выходили в холл приемного покоя и получали от улыбающегося Семена по цветочку. Этот своеобразный ритуал соблюдать старались все. Если кого-то не хватало, Семен начинал ходить по больнице и тревожно озираясь искать того, кому он еще не отдал цветок. Со стороны это могло выглядеть смешно: молодой мужик с длинными, совершенно седыми волосами ходит по больнице, вытянув перед собой руку с зажатой в кулаке незабудкой.

Елена Сергеевна очнулась от своих мыслей, приняла из рук Семена причитающийся ей цветок, и, поблагодарив улыбающегося парня, пошла сопровождать на обходе главного врача.

Обход проходил как обычно, и Елена Сергеевна, машинально отвечая на стандартные вопросы главного, вдруг совершенно не к месту подумала, что Семен их всех выдрессировал. Ну а как же иначе. Они все, как по команде, собирались в кучку и ждали, когда им раздадут по цветочку. Елена Сергеевна улыбнулась, представив, как Семен, увидев белые халаты, начинает одаривать их не цветами, а какой-нибудь вкуснятиной, а они, радостно улыбаясь, машут хвостами.

— О чем, Леночка, задумалась? — услышала она насмешливый голос главного, — я так полагаю, что это как-то связано с Семеном и его цветами?

— А-а-а-а… как вы догадались?

— Ну-у-у-у, это не составило большого труда! У вас, моя хорошая, все написано на лице.

— Да, вы правы! Я думала, о том, что будь это другой человек, а не Семен, мы бы к нему сами не сбегались.

— Да, Елена Сергеевна, — задумчиво пробормотал главный врач, — если бы не Семен, если бы не Семен… И он, не договорив, направился в сторону своего кабинета, но, отойдя шагов на десять, вдруг остановился, и, обернувшись к Елене Сергеевне, сказал:

— Да! Чуть не забыл! Вы бы, Леночка, начали уже в порядок возможные непорядки приводить, а то, знаете ли, к нам через недельку какая-то комиссия намеревается нагрянуть. С проверкой так сказать, нагрянуть…

И главный, сокрушенно покачав головой, продолжил путь к своему кабинету.

Елена Сергеевна расстроилась. Нет, она не боялась, что комиссия может выявить какие-то недостатки. Она добросовестный и щепетильный работник в плане соблюдения всевозможных правил и инструкций при работе с бумагами и с историями болезней. У нее всегда и во всем порядок. Но все эти комиссии отнимают уйму времени и нервов. Особенно, когда в составе прибывшей команды попадается какой-нибудь особо рьяный представитель.

Елена Сергеевна вернулась в ординаторскую, села за свой стол, аккуратно отложила в сторону стопку историй и невольно поморщилась. Припомнилось, как не так уж и давно, один из таких представителей остановил в коридоре Семена, а затем потребовал к себе главного врача. Главный не стал капризничать и пришел к возмущенному столичному гостю. Как выяснилось, у больного слишком длинные волосы, что никак не вязалось с облико-морале их лечебного учреждения. Пока тот разглагольствовал о вопиющем нарушении санитарных норм, вокруг столпилось изрядное количество персонала.

Тыча пальцем в голову радостно улыбающегося Семена, член комиссии потребовал немедленно остричь его седые лохмы. Возникшую ситуацию разрешила старшая медицинская сестра. Она попросила подойти горящего праведным гневом проверяющего поближе и откинула с висков Семена волосы, скрывающие отсутствие ушей и безобразные, уходящие в череп темные дыры.

Бедный проверяющий замер с открытым ртом, не в силах отвести взгляд от этого страшного зрелища. Старшей сестре этого показалось мало, и она окончательно добила его тем, что до самой шеи задрала на парне казенную футболку, предложив тому осмотреть еще и тело больного. Увидев, что находится под футболкой, тот икнул и начал метаться возле запертых дверей туалета для персонала. Куда его по доброте душевной эта же сестра и впустила, оставив дверь открытой, чтобы все собравшиеся могли услышать, как он блюет. Такая реакция неподготовленного человека, в общем-то, понятна.

На теле Семена не осталось живого места! Сохранились только узкие полоски кожи, с которой он появился на свет. Остальная кожа наросла уже потом, после того как ее аккуратно срезали от шеи до ступней. Спереди, сзади на спине, на руках, на ногах. Везде, со всего тела. Это тяжкое, мучительное зрелище. Поэтому никто не смеялся над этим глупым проверяющим человеком. Нельзя над этим смеяться. И еще пальцы, они у Семена все переломаны, а потому выглядят расплющенными.

* * *

Доктор сидел в своем кабинете на втором этаже и просматривал статью, напечатанную в английском журнале. Проблема с языковым барьером перед ним не стояла. Он в совершенстве владел английским, чем и пользовался на полную катушку, выискивая в зарубежных медицинских журналах интересующие его статьи, посвященные психиатрии. Закончив читать, доктор отложил журнал и задумчиво уставился в окно, обдумывая прочитанное. Он еще не знал, согласен с автором или нет. Для того чтобы прийти к определенному решению, ему надо будет прочитать статью еще несколько раз и обдумать каждое написанное в ней слово.

Из задумчивости главного врача вывела непонятная возня, происходящая возле ворот, ведущих на территорию клиники. Рядом с воротами стоял зеленый УАЗик «буханка», точно такой же, как и у них в больнице. Отличие состояло только в том, что на этом автомобиле нет красных крестов. Ворота начали закрываться, и доктор нахмурился; до конца рабочего дня ворота должны быть открытыми, чтобы родственники их пациентов могли подъехать ближе к корпусам.

Ворота закрылись, из будки охранника вышел человек в темной одежде, огляделся, после чего забрался в открытую дверь «буханки», и УАЗик поехал к главному корпусу. Это против правил — машина должна остановиться на парковке, не доезжая до центрального входа! Однако, игнорируя знаки, автомобиль подъехал к самому крыльцу, и из него начали выпрыгивать люди в черной одежде. Доктор насчитал восемь человек, четверо из которых оказались вооружены автоматами.

О том, что произошло что-то нехорошее, главный врач уже понял, но пока не мог просчитать, насколько это плохо. Но когда внизу, в холле, раздались один за другим три выстрела, неожиданно сильно хлестнувшие своим резким и гулким звуком по ушам, доктор понял, что это не просто плохо. Это — пока еще непонятная катастрофа. Внезапно задрожавшими пальцами он снял очки и положил их в нагрудный карман халата, после чего поднялся из кресла, и, обойдя стол, остановился напротив двери кабинета. Постоял несколько секунд, вынул из кармана очки, и, вернувшись к столу, аккуратно положил их на открытый журнал. Однако решил, что очки ему могут пригодиться, опять взял их, и вновь затолкнув в нагрудный карман, решительно вышел из кабинета.

С двумя незнакомцами главный врач столкнулся, когда прошел уже полпути от своего кабинета до лифта, из открывшихся дверей которого они и вышли.

«Большой и маленький», — машинально отметил доктор и остановился, ожидая, когда эта парочка подойдет к нему ближе.

«У маленького автомат, а у большого пистолет. Хотя, это не совсем логично», — почему-то пришла в голову совершенно несуразная мысль. «По логике автомат должен быть у большого, а пистолет у маленького, потому что автомат больше пистолета».

— Кто здесь начальник? — неожиданно визгливым голосом спросил мелкий, и направил в его сторону ствол автомата. Доктор не ответил, справедливо рассудив, что этот визгливый просто не может быть тем, с кем надо вести беседы. Какой-то он весь крученый и суетливый. Складывалось впечатление, что это создание не могло спокойно стоять на одном месте. Ноги этого человечка жили своей жизнью — они перемещались под телом маленькими шажками, словно пританцовывали, причем само тело желания плясать не проявляло. Не может так вести себя человек, наделенный хотя бы мизерными полномочиями.

— Ты, Штырь, не только тупой, но еще и слепой! — хохотнул большой и, мотнув головой в сторону доктора, приказал:

 — Читай, что у него на халате написано!

Мелкий, как разболтанная кукла, подсеменил поближе к доктору и, прочитав вышивку на его халате, выдал:

— Это какой-то «глврач»! А старший-то здесь кто? — вновь обратился он к доктору.

Доктор посмотрел на большого и, встретившись с ним взглядом, пожал плечами.

— Заткнись, придурок! — раздраженно рявкнул большой. — Это главный врач. Это и есть старший. Он нам и нужен.

Доктор посмотрел на кривляющегося человечка и презрительно усмехнулся. Затем, переведя взгляд на большого, поинтересовался:

— Куда я должен идти, и что я должен делать в сложившейся, так сказать, обстановке?

— Давай, док, за мной топай, — пробасил большой и направился обратно к лифту, всем своим видом показывая, что ни на йоту не сомневается в том, что его приказ будет беспрекословно выполнен.

Доктор обвел глазами холл, в котором находилось около десятка пациентов и несколько человек обслуживающего персонала. Машинально улыбнулся в ответ глядящему на него безмятежными глазами Семену и вдруг почувствовал сильный удар в спину, бросивший его на пол. Затем услышал истошное верещание мелкого:

— Ты че лыбишься, козел, а?! Ты че лыбишься!?

Удар оказался сильным. Сильным настолько, что у доктора перехватило дыхание, и он долгие секунды не мог протолкнуть в легкие воздух.

«Ты смотри, как-больно-то!!! — удивился доктор и с заметным трудом поднялся на ноги. Некоторое время стоял, нагнувшись, приводя в порядок дыхание. Затем, не обращая внимания на крики маленького человечка, ударившего его прикладом автомата, вытащил из нагрудного кармана сломавшиеся после падения очки. С сожалением покачал головой, положил их обратно в карман, и повернулся к мелкому.

Дальше произошло то, чего никто не ожидал. Ни тычущий стволом автомата в доктора мелкий, ни обернувшийся на шум большой, ни обслуживающий персонал. Главный врач! Доктор! Интеллигентнейший человек! Улыбнувшись, ударил мелкого по лицу. Затем, спокойно отвернулся от растянувшегося на полу своего обидчика и направился к лифту.

Доктор успел сделать всего лишь несколько шагов. Несколько последних шагов в своей жизни. И даже успел подумать о том, что это, оказывается, приятно — ударить подонка по физиономии. Главный врач умер с этой несвойственной его воспитанию мыслью. Он просто не успел подумать о том, что все-таки не стоило бить по лицу человека. Его насквозь прошила очередь из автомата, выпущенная ему в спину поднявшимся с пола взбешенным мелким. Доктора не отбрасывало ударом очереди, как это частенько показывают в боевиках. Летящие с огромной скоростью пули, пройдя насквозь тело человека, унесли с собой его жизнь. Доктор осел, медленно опустившись сначала на колени, а потом, словно нехотя, завалился на бок. Вздрогнул последний раз всем телом и замер, перевалившись на спину.

Доктор уже не видел, как заорал и пнул мелкого напарник. Как закричала одна из медицинских сестер и, в ужасе прикусив зубами кулачок, не отрываясь глядела на залитое кровью тело главного врача. Он не мог видеть, как прибежали еще трое вооруженных мужчин и стали сгонять всех вниз, в холл первого этажа. Он уже не видел, как Семен, глядя на его тело, вдруг начал кричать протяжно и страшно, на одной ноте. Он, не переставая, кричал до тех пор, пока к нему не подошел один из вооруженных людей и не ударил его прикладом автомата в голову.

* * *

Семен лежал на полу и с удивлением рассматривал синий цветок, ставший почему-то красным. Это казалось странным и непонятным. Он не знал, почему цветок лежит в черной луже, и почему белый человек, которому он его подарил, стал красным? Страшным-красным! Он не должен быть таким, потому что быть красным это больно, это невыносимо больно. Это непрекращающаяся, нестерпимая боль. И эта боль становится все сильнее и сильнее. Мучительнее и мучительнее. От нее, от этой боли, умираешь. Он это знает. Он уже умирал.

Семен, не отрывая щеки от холодного мраморного пола, протянул руку и с трудом взял искалеченными пальцами цветок, лежащий рядом с телом доктора. Затем поднялся, подошел к белому человеку и протянул ему цветок. Белый человек цветок не взял, он вообще не пошевелился. Белый человек лежал неподвижно. Семен постоял некоторое время над ним, затем аккуратно положил красный цветок на грудь белого человека и пошел на звуки возни, раздававшиеся из кабинета главного врача.

Прошло уже часов шесть, как их захватили сбежавшие зеки. Елена Сергеевна поняла это сразу, как только увидела их одежду. Она уже встречалась с такими. К ним их привозили под охраной, на медицинскую экспертизу, и они содержались в специальном здании, похожем на тюрьму. Там и сейчас находились несколько подозреваемых, с которыми они работали. Захватившие их люди даже не делали попыток приблизиться туда. По всей вероятности, они знали, что там имелась вооруженная охрана, и решили не рисковать.

Елена Сергеевна не видела, как убили главного врача, ей об этом рассказала заплаканная медицинская сестра, когда весь персонал и часть больных согнали в холл первого этажа. Их заставили усесться на полу, задернули на окнах шторы и велели молчать. Она же шепотом рассказала, что Семена, скорее всего тоже убили — видела его лежащим на полу с окровавленной головой.

— Эй ты! Смазливая! — вдруг раздался хриплый голос одного из напавших, вольготно развалившегося в кресле, предназначенном для посетителей. — Ты! Ты! Че ты башкой вертишь?

— Это он вас зовет... — с ужасом прошептала медицинская сестра, сидевшая рядом с ней, и вцепилась в ее руку.

— Иди сюда, — поманил зек Елену Сергеевну пальцем, и встал с кресла. Елена Сергеевна, ни слова ни говоря, выдернула свою руку из трясущихся рук медсестры, поднялась и подошла к довольно улыбающемуся бандиту. Тот несколько секунд разглядывал ее, затем кивнул в сторону дверей, ведущих на второй этаж, и приказал:

— Пойдешь с нами, мы ментам два часа дали, так что время порезвиться у нас есть! Да ты не боись, не боись, я не любитель бить женщин, я вообще-то нормальный мужик! — он довольно ощерился, положил руку ей на грудь и больно сжал ее пальцами.

— Но, правда, есть одно условие. Девочка должна быть послушной. Если нет... То вот он... — и зек ткнул пальцем в стоящего рядом с ним вертлявого парня, — ...будет тебя бить. Бить до тех пор, пока ты не станешь паинькой.

Елена Сергеевна знала, что она красивая женщина, красива той неброской, сдержанной красотой, заставляющей мужчин оборачиваться ей вслед. И чего греха таить, гордилась этим. И вот сейчас, первый раз в своей жизни, она пожалела о своей внешности. С трудом переставляя ноги, она поднялась по лестнице на второй этаж и, повинуясь тащившей ее руке вертлявого, пошла в сторону кабинета главного врача.

Она понимала, что ее ждет, и иллюзий не питала. Сопротивляться она не собиралась, добравшиеся до сейфа с сильнодействующими препаратами зеки, войдя в раж, могут и до смерти забить. Терять им нечего, оружие они забрали при побеге у убитых ими силовиков. Проходя мимо тел главного врача и Семена, Елена Сергеевна не выдержала и заплакала.

— Заткнись! — взвизгнул тащивший ее парень. — Успеешь еще нареветься! Вот только причина у тебя будет другая!

И он, запрокинув голову, противно засмеялся тоненьким голоском.

Семен медленно открыл дверь, из-за которой доносились приглушенные возгласы, вошел и так же медленно закрыл дверь за собой, не беспокоясь о том, что на него удивленно уставилось несущее красную боль существо. Злобное существо! Оно уже начало окрашивать в красный цвет лежащего на полу белого человека. И Семен вдруг понял, что должен убить ЭТО, иначе оно зальет красным белого человека, и тогда он тоже перестанет брать у него цветы. Это неправильно! Белым людям цветы нравятся. Они должны их брать.

Елена Сергеевна лежала на полу в разорванной одежде и плакала от бессилия, от стыда и от боли. Она боялась этих людей, поэтому сразу же сказала им, что не будет сопротивляться. Но старший все равно дал мелкому команду бить ее. Сам сидел на диване и смотрел, как его подручный, повалив женщину на пол, уселся на нее сверху и стал методично наносить ей удары по лицу, разбивая в кровь губы и нос. Удары вдруг прекратились, и она, открыв глаза, увидела, как в кабинет вошел Семен, закрыл за собой дверь и посмотрел на нее чужими мертвыми глазами.

— Ты че, псих, берега попутал? — хохотнул старший, встал с дивана, и подошел к стоящему посреди кабинета Семену. Однако Семен, казалось, его не заметил. Он стоял спокойно, опустив руки и, не мигая, смотрел на мелкого, который сидя на груди доктора, короткими, хлесткими ударами бил женщину по лицу.

— Ты че, дебил, не слышишь, что ли? Я с тобой, разговариваю! — уже раздраженно произнес зек, ухватил Семена за ворот пижамы левой рукой, и нанес ему правой рукой удар в лицо. Удар быстрый, мощный, отработанный… Но произошло невероятное! Безвольно стоящий психически нездоровый человек, как бы нехотя, отклонил голову в сторону, и кулак зека ушел в пустоту, заставив его покачнуться. В ту же секунду Семен, по-кошачьи извернувшись, оказался за спиной большого и, почти не размахиваясь, ткнул того кулаком в печень.

 Сначала Елене Сергеевне показалось, что удар Семена не достиг своей цели, большой зек остался стоять на ногах, недоуменно оглядываясь. Но вот он охнул, скособочился и, схватившись за правый бок, упал на колени. Безучастно наблюдавший за зеком Семен шагнул к нему, вцепился пальцами в глазницы, рывком задрал голову вверх и нанес удар ребром ладони в горло.

Страшный удар сломал человеку кадык, расплющил гортань и впечатал ее в шейные позвонки. Большой захрипел, и схватившись за горло, упал на пол.

Семен уперся коленями ему в поясницу, ухватил руками за затылок и подбородок, затем одним движением свернул шею, заставив смотреть мертвыми глазами в потолок лежащее на животе тело человека. Потом он взял оставленный большим на столе пистолет, и подошел к успевшему забиться в угол кабинета мелкому. Некоторое время не мигая смотрел на него, а затем, резким ударом выбив ему зубы, вогнал ствол пистолета в рот и нажал на спусковой крючок. Выстрел получился негромким, голова мелкого сработала как глушитель.

* * *

Елена Сергеевна торопливо вытащила из шкафа главного врача его запасной халат и, стараясь не смотреть в сторону Семена, сняла с себя остатки разорванного халата. Словно почувствовав смущение женщины, Семен отвернулся и стал смотреть в окно, туда, где он всегда собирал цветы. Одев прямо на голое тело халат главного, Елена Сергеевна нерешительно прикоснулась к плечу больного.

— Нам надо уходить отсюда, Семен! — лихорадочно прошептала она. — Ты слышишь?.. Ты понимаешь меня?.. — встряхнула она его за руку. Семен не ответил, он вообще никогда никому не отвечал. Молча глядел на мир и улыбался. Сейчас Семен смотрел на нее темными провалами глаз, смотрел без улыбки, и она испугалась этого. В глазах Семена больше не осталось глупой безмятежности. Елене Сергеевне показалось, что у него и глаз-то не было, только темные тоннели, не несущие в себе даже малейшего проблеска жизни.

— Идем, Семен, идем, — и она потянула парня за собой на выход из кабинета.

Им не повезло. Когда они уже миновали дверь, ведущую на лестницу, из нее вышли двое зеков, один из которых, радостно воскликнул:

— Ты глянь-ка!.. Бугор-то, я вижу, с телкой уже натешился! Может она теперь и нас угостит? А?.. — издевательски обратился он к врачу.

Елена Сергеевна понимала, что если эти двое обнаружат своего старшего мертвым, ей с Семеном жить останется очень недолго, и поэтому, преодолевая дрожание в голосе, предложила:

— Я не против, но давайте уйдем отсюда, а то здесь труп лежит, мне страшно, — и она посмотрела в сторону тела главного врача.

— Люблю разумных баб, — хмыкнул второй, схватил Елену Сергеевну за руку и потащил ее к ближайшей двери, ведущей в палату.

— Стой, стой, стой, — забеспокоился любитель угощаться, — а как же псих?

— А никак! Пусть бродит… Этот придурок и выход-то отсюда не сможет найти.

И он, открыв дверь палаты, втолкнул туда Елену Сергеевну.             

Халат Елена Сергеевна снимала сама, плакала и медленно расстегивала пуговицу за пуговицей. Но снять его она так и не успела; за спинами жадно разглядывающих ее зеков скрипнула дверь, и вздрогнувшие от неожиданности мужики шустро обернулись.

— Да твою ж мать! Тебе-то чего здесь надо? — рявкнул один из них и ткнул стволом автомата в грудь Семену.

— Уведи-ка его к остальным, — обернулся он к напарнику, — а то он нам только меша...

Договорить он не успел: стоящий перед ним Семен вдруг сделал неуловимое движение руками, и зек удивленно повернул голову в сторону кровати, на которой лежал выбитый из его рук автомат. Взглянуть на Семена еще раз он не успел; тот совершенно спокойно поднял руку и воткнул зеку в ухо протирку, используемую для чистки ствола автомата. И теперь равнодушно наблюдал, как дергается возле его ног умирающий человек с нелепо торчащим из уха металлическим прутком.

Второй зек, оправившись от изумления, отпрыгнул от Семена, вытащил из ножен, болтающихся у него на поясе, большой нож, пригнулся и, выставив руку с ножом в сторону Семена, прошипел:

— Ну! Давай, урод психованный! Давай! Подходи! — и он несколько раз взмахнул ножом перед Семеном.

Елена Сергеевна, запахнув на себе халат, с ужасом наблюдая за изменившимся пациентом, вдруг ясно осознала, что человек, угрожающий Семену, обречен! Он сейчас умрет, и шансов у него нет. Словно уловив мысли доктора, Семен шагнул под неминуемый удар клинка.

Елена Сергеевна так и не смогла понять, что же произошло. Она только успела увидеть, как рука с ножом метнулась в живот Семену, но хищно сверкнувшее лезвие прошло мимо. Семен, отклонившись в сторону и крутнувшись вокруг своей оси, оказался сбоку от зека, перехватил его руку, резко вывернул ее и ударом кулака сломал в локтевом суставе. Доктор знала, что боль при такой травме очень сильная, но зек заорать не успел. Семен перехватил выпавший из покалеченной руки зека нож и, вонзил его тому под нижнюю челюсть, пробив небо и убив мозг.

Елена Сергеевна, глядя на весь этот ужас, судорожно всхлипнула и прошептала:

— Нам надо уйти отсюда… Слышишь, Семен?! Уйти!.. — и она, зябко кутаясь в халат, начала судорожно осматриваться, заранее понимая, что спрятаться им негде. Наверное, Семен ее все-таки услышал, а может, и нет, возможно, он просто захотел уйти из палаты. Но Елена Сергеевна увидела его уже стоящим возле дверей. Однако до того как открыть их, он обернулся и внимательно посмотрел на нее провалами темных глаз. И она, словно повинуясь приказу, молча, не оглядываясь на убитых людей, пошла к ставшему вдруг незнакомым ей человеку.

Доктор торопливо пересекала холл, постоянно оглядываясь на идущего сзади парня. Она уже миновала кабинет главного врача, когда за ее спиной неожиданно прогрохотали три выстрела. Они показались ей настолько оглушительными, что она взвизгнула и присела, закрыв голову руками. Она сидела на корточках до тех пор, пока не услышала чей-то хриплый прокуренный голос:

— Ну что, дамочка! Бугра нашего, значит, завалили, а теперь прогуливаетесь здесь в свое удовольствие?

Елена Сергеевна, не решаясь отнять руки от головы, прошептала:

— Нет, нет, что вы, я никого не заваливала!..

— Руки от башки убери и сюда смотри! — повысил голос говоривший. Доктор медленно опустила руки и посмотрела на стоящего перед ней человека.

Этот другой, глаза умные, Елена Сергеевна это сразу отметила. Он не стал зря рисковать, обнаружив трупы своих напарников. Едва выйдя из кабинета главного врача, сразу начал стрелять в самого опасного, по его мнению, противника. В Семена, лежащего сейчас недалеко от тела главного врача.

— Я знаю, что не ты его завалила! — хмыкнул зек, опустил руку с пистолетом и внимательно осмотрел холл.

— Можешь встать, — наконец, разрешил он, — поговорим, время есть. Не начнут они штурм, пока у нас заложников куча.

Елена Сергеевна встала, опустила руки и обреченно посмотрела в небритую рожу зека.

— Он убил бугра и его шестерку? — спросил тот и кивнул в сторону Семена.

— Я не знаю, — пролепетала Елена Сергеевна, — я не видела…

— Да ладно тебе! — неожиданно рассмеялся зек. — Если не ты, значит этот придурок! — и он мельком глянул на Семена.

— Чтобы свернуть шею такому, как наш бугор, нужен такой же амбал, ну, или псих. Я читал, что отсутствие мозгов у придурков компенсируется физической силой. Это правда?.. Или нет?.. — повысил голос небритый, с удивлением глядя, как докторша подняла руку, закрыла себе рот ладошкой и смотрит широко открытыми глазами ему за спину, словно увидела там что-то страшное.

Он не успел узнать, правда это или нет. Он даже не успел обернуться. Его шею насквозь пробило широкое лезвие ножа, уже однажды забравшее жизнь одного из зеков. Небритый стоял еще несколько секунд. Его тело не хотело умирать, и затухающий разум заставлял руки хвататься за отточенное лезвие, разрезая пальцы и ладони.

«Странно, почему нет крови? — поражаясь собственному спокойствию, подумала Елена Сергеевна. «Кровь должна быть... Артерия явно перерезана...»

Судорожно вздохнув, доктор сделала шаг в сторону, чтобы не стоять перед умирающим человеком. Словно поняв, что освободилось место, изо рта небритого хлынула кровь. И уже мертвое тело ткнулось лицом в каменный пол.

Елена Сергеевна с трудом оторвала взгляд от быстро увеличивающейся лужи крови и метнулась к медленно оседающему на пол Семену. Она успела подхватить его под плечи, но понимая, что не удержит тяжелое тело, оперлась спиной на стену и сползла по ней, не позволив парню упасть. Потом положила его голову к себе на колени и начала гладить его по жестким спутанным волосам.

— Я знаю тебя… — вдруг прошептал Семен и, открыв глаза, улыбнулся ей. — Я всегда тебя знал! Ты ведь Солнце?

Глаза у Семена были ясные и чистые. Не безмятежные в своем больном спокойствии. Живые! Живые глаза умирающего счастливым человека.

Елена Сергеевна сидела на полу и, укачивая голову Семена, плакала. Плакала навзрыд, не обращая внимания на ворвавшихся на второй этаж спецназовцев. Елена Сергеевна плакала, и слезы, стекая по ее лицу, падали на улыбающиеся губы Семена и на его мертвые глаза, словно он оплакивал свою наконец-то закончившуюся жизнь. Нет, она не жалела этого мертвого парня. Она сострадала ему! Сострадала тому, что ему пришлось пережить при жизни, когда его раненого захватили наемники, воевавшие в Чечне. Она страдала от того, что они сотворили с живым человеком, узнав, что он спецназовец. Она страдала от того, что он не умер сразу, а хлебнул смертной муки полной мерой. Но самое страшное то, что он, вновь обретя разум, умер. Улыбнулся и ушел. Ушел туда, где нет ни страдания, ни боли.

— Я тебя знаю! — вновь повторил Семен, и перед его глазами ярко блеснул свет. Но этот свет не вызывал слез: мягкий и нежный, он подхватил измученное тело Семена и понес его в голубую, словно цветы незабудки, высь.

— Я тебя всегда знал!.. Я знал, что ты есть!.. Я знал, что ты придешь ко мне! Ты ведь Солнце? Тебя ведь звать Солнце?

— Да любимый! — наклонилась над Семеном необыкновенно красивая девушка с золотыми волосами. — Я — Солнце! Я так долго тебя ждала. И ты пришел. Нам пора!.. — она взяла Семена за руку, и его душа, раскинув призрачные крылья, смеясь, устремилась следом за ней, за своим счастьем по имени Солнце. Из руки умершего человека выпал помятый, красный от крови цветок незабудки.

© Aldebaran 2025.
© Пучков Андрей.
ce.